Прежде всего это относится к пищевой промышленности; руководители предприятий этой отрасли известны тем, что в погоне за удешевлением себестоимости добавляют в свою продукцию всевозможные опасные для здоровья химикаты. В 2007 году корм для животных китайского производства стал причиной гибели сотен собак в Америке. Смерть большого количества людей, случившуюся в Панаме в этом же году, связали с найденной в произведенной в Китае микстуре от кашля химической добавкой. В марте 2013 года на поверхности реки Хуанпу, вода из которой снабжает водопроводную систему Шанхая, были обнаружены плавающими сотни тысяч зараженных свиных туш. Происхождение туш осталось невыясненным, однако есть предположение, что какой-то сбой в системе незаконного, но широко распространенного сбыта больных животных производителям мясной продукции заставил фермеров выбросить свиней в реку.

Самый же крупный на настоящий момент скандал произошел в 2008 году, когда выяснилось, что производитель детской молочной смеси популярной торговой марки с целью удешевления продукта добавлял в него химикат под названием меламин. В результате употребления этого продукта заболело около 300 тысяч младенцев, 860 из них были госпитализированы и шестеро погибли. Первоначальной реакцией властей на произошедшее до того, как возмущение в обществе привело к громкому скандалу, была попытка скрыть правду. Такого рода поведение подорвало доверие общества к китайскому бизнесу. Теперь матери-китаянки стараются по мере возможности покупать импортное детское питание. Беспокойство по поводу безопасности пищевых продуктов стало своего рода национальным неврозом.

Строительные фирмы также не пользуются доверием публики. В Китае распространены слухи о строительстве зданий с использованием поставляемого недобросовестными фирмами некачественного цемента. Когда в 2008 году в провинции Сычуань произошло разрушительное землетрясение, унесшее жизни 68 тысяч человек, в обществе широко распространилось мнение, что причиной разрушения нескольких школьных зданий стало нарушение строительных стандартов во имя экономии средств.

Особенно подозрительно бывает общество, когда дело касается экологии. Вопреки утверждению Джонатана Порритта о том, что пекинские власти «прекрасно понимают» важность защиты окружающей среды, факты говорят об обратном. Несмотря на многолетние обещания партии установить строгий контроль за деятельностью загрязняющих окружающую среду производств, власти на местах в союзе с алчными застройщиками продолжают плодить сотни новых работающих на угле электростанций и отравляющих окружающую среду фабрик. Возможно, правительство и увеличило бы инвестиции в разработку новых энергетических технологий, однако, ограничив цены на энергоносители для потребителей, оно лишь усугубило ситуацию. В результате промышленники стали использовать в качестве энергоносителей самые дешевые и вредные с точки зрения экологии сорта угля. Последствия этих действий очевидны и смертельно опасны. В северном шахтерском городе Датун в провинции Шаньси вода в реках черна от сажи, а в воздухе столько угольной пыли, что даже днем машинам часто приходится ехать с включенными фарами. Мои приятели в Гуанчжоу шутят, что если они в состоянии разглядеть 600‑метровую Кантонскую башню, значит, день действительно ясный, — до такой степени затруднена видимость из-за загрязненности воздуха. В гуандунских деревнях работающие на рисовых полях крестьяне окутаны удушливым покровом ядовитого тумана, производимого тысячами разбросанных по всей провинции фабрик. Неудивительно, что побудительной причиной многих из ежегодно случающихся на местах «массовых инцидентов» бывают планы властей одобрить строительство очередной новой фабрики. Полагаю, что зарубежные почитатели пекинской политики, с ее слабым контролем за экологией и планированием, быстро бы изменили о ней свое мнение, приведись им ежедневно глотать китайский смог.

Шестнадцать из двадцати самых загрязненных городов мира находятся в Китае, и, по данным Всемирного банка, плохое качество воздуха ежегодно приводит к тремстам тысячам преждевременных смертей и является причиной двадцати миллионов случаев легочных заболеваний. За последнее десятилетие в Пекине, где особенно сильный смог, количество случаев заболевания раком в расчете на тысячу человек возросло на 60 %, при том, что доля курильщиков среди населения осталась прежней. Вследствие чрезмерного забора воды расточительными предприятиями реки по всей стране пересыхают. Исследования, проведенные в 2011 году министерством по охране окружающей среды, показали, что в шестидесяти четырех из ста восемнадцати городов запасы грунтовых вод «в значительной степени загрязнены». В течение последних сорока лет была сведена половина лесов в Китае. Общая стоимость экономических потерь от этого массированного уничтожения природы ошеломляет. Один из китайских министров экологии, Пан Ю, подсчитал, что ухудшение качества воздуха и истощение других природных ресурсов ежегодно обходятся стране в сумму, составляющую от 8 до 13 процентов ВВП. Это означает, что все экономические достижения Китая за последнее тридцатилетие были сведены на нет уничтожением его окружающей среды.

Идея о том, что китайская компартия блестяще руководит экономикой, — это попросту миф. Сотни миллионов китайцев, за последние три десятилетия вырвавшихся из тисков нищеты, сделали это благодаря собственным усилиям, а вовсе не из-за мудрости и великодушия партии. Заслуга Дэн Сяопина заключалась в том, что в 1978 году он открыл дверь «железной девы» маоистского изоляционистского государства и демонтировал безрассудную командную экономику Великого Кормчего.

Дэн, миниатюрный партийный ветеран, триумфально выплыл из политического водоворота, образовавшегося после смерти Мао. Он понимал, что покойный Председатель, несмотря на всю свою риторику о победе в соревновании с Западом, отбросил Китай на десятилетия назад. На момент смерти Мао в 1976 году около 60 процентов населения Китая существовало на сумму менее одного доллара в день. «Бедность — это не социализм», — таким был приговор Дэна оставшемуся от Мао наследию.

Дэн, не теряя времени, открыл для китайской экономики все внутренние и внешние шлюзы. Крестьянам разрешили продавать излишки, и производство сельскохозяйственной продукции сразу же резко возросло. Благодаря тому, что детям китайских крестьян больше не чинили препятствий для переезда в города и устройства на находящиеся в зоне свободной торговли фабрики, промышленность начала развиваться бурными темпами. Китайские фабрики стали получать многочисленные заказы, поскольку из-за границы хлынули инвестиции и новые технологии. Гражданам разрешили открывать собственные магазины и торговать в них иностранными товарами, что привело к расцвету предпринимательства. Экономический взлет Китая был не «чудом», как его часто называют, а следствием возврата населению определенной степени свободы; расцвет Китая был обусловлен не «государственным капитализмом», а свободной конкуренцией. Мифы о мудром руководстве этим процессом со стороны компартии совершенно необоснованны, поскольку на самом деле в последние два десятилетия результатом вмешательства партии в функционирование китайской экономики стали неравномерность и нестабильность ее развития.

В 1990‑х китайское правительство решило обеспечить для своих производителей более широкое участие в системе мировой экономики с помощью сдерживания роста курса собственной валюты — такую практику обычно называют «меркантилизмом». Чем ниже курс юаня по отношению к доллару США, тем выгоднее для китайских экспортеров торговля на мировых рынках. С целью сдерживания курса валюты органы денежно-кредитного регулирования начали покупать доллары в больших количествах, используя вырученную прибыль для покупки облигаций американского государственного долга. Метод сработал: китайский экспорт расцвел, и прибыль от торговли резко возросла. Обычно, когда в стране случается экспортный бум, происходит усиление ее национальной валюты вследствие притока иностранного капитала, однако китайское правительство не собиралось этого допускать. Оно хотело продолжить рост экспорта. Поэтому правительство отказалось от открытия собственного рынка ценных бумаг и продолжило политику меркантилизма. Оно приобрело еще больше долларов, сдерживая рост курса юаня и зафиксировав курс обмена валюты для отечественных производителей. Накануне мирового финансового кризиса 2008 года китайский валютный запас достиг 10 процентов от общего объема производства, и государство аккумулировало ценные бумаги стоимостью около 1,5 триллиона долларов США. С тех пор эта цифра возросла до 3,4 триллиона долларов. Большая часть этих активов размещена в долгосрочных казначейских облигациях США, что однозначно делает Китай крупнейшим кредитором правительства Соединенных Штатов.