– Спасибо, – руки все же немного дрожали, несмотря на то как сильно я пыталась унять лихорадочное волнение.

Мне казалось, думать ни о чем другом не смогу, но я могла. Мельком подняла взгляд на Кэри, пытаясь угадать его мысли. Однако, что бы он ни чувствовал, он умело скрывал это за видимым хладнокровием, непроницаемой маской, так что мне не за что было уцепиться.

– В первую очередь я не хочу, чтобы ты вернулась в бордель-кафе, – размеренно начал Ланкмиллер, откинувшись на спинку. – У нас уже был неприятный опыт, связанный с этим, если помнишь. В Анжи есть курсы реабилитации для бывших невольников, пройдешь их, потом поступишь в Академию, получишь достойную профессию. Плату за обучение я беру на себя.

– Пытаешься навязать мне свои планы?

– У тебя были другие?

– Я… на самом деле очень благодарна тебе за заботу. Но это весьма внушительные денежные вливания в бестолковую меня, – губы тронула несмелая улыбка, хотя поднять глаза снова я так и не решилась. – Уверен, что хочешь именно так распорядиться средствами?

– Считай это вполне заслуженной компенсацией. Я дам тебе карточку, денег на ней хватит, чтобы устроить жизнь, как подобает, но, если будут проблемы, звони, – рядом с вольной лег серый обтекаемый корпус мобильника, – мой номер у тебя есть. В Анжи нужно будет вольную обменять на временное удостоверение личности, паспорт будет готов где-то через месяц. Найди себе жилье. Но только достойное, а не где-нибудь в трущобах. На что-нибудь приличное там точно хватит, а первое время поживи в гостинице.

– Не уверена, что столько смогу принять… – начала было неуверенно, но закончить мне не позволили.

– О, ну конечно. Она прошла через все это, чтобы отправиться бомжевать по улицам, – Ланкмиллер завел глаза к потолку, хотя в голосе уже просквозили опасные злые нотки, заставляя вжаться в свой стул, притихнув. – Хватит строить из себя невесть что. Я прослежу, чтобы ты начала приличную жизнь, не смей возвращаться в ту нищету, из которой вылезла. Хотя бы ради отца. Потому что он бы этого хотел.

– Хорошо, – я кивнула почти неслышно, низко склоняя голову.

– На этом все, так что ты теперь свободна, – Ланкмиллер поднялся, взялся за ручку двери, вновь оборачиваясь ко мне, – Алисия ждет внизу.

«На этом все». Его фраза еще отдавалась эхом в моем затылке, пока я складывала вещи в сумку неверными отрывистыми движениями. Взгляд, подернутый пеленой, коснулся Кэри, стоявшего у двери, проследил, как солнце из окна чертит луч ему до самого подбородка.

«Ты теперь свободна».

«На этом все».

Алисия, встрепанная и несчастная, правда ждала нас у самого выхода. Из открытой входной двери веяло свежестью, от залива долетал пьянящий запах моря и нежно гладил по волосам.

– Если вдруг захочешь вернуться… – начал было Ланкмиллер.

– Я не вернусь, – прервала его, глядя куда-то под ноги, избавляя Кэри от пытки все это проговаривать.

Расставание должно быть легким, не мучительным. Но я переминаюсь неловко с ноги на ногу, царапаю собственные пальцы, и это невыносимо.

– Ты бы не спешила, – Ланкмиллер с горькой улыбкой щелкнул меня по носу. – Связи, устанавливаемые через боль, так просто не рвутся.

Лис смотрела в пол. По ней видно было, что говорить она не будет. Едва я обернулась к ней, она зажала меня в объятиях, так крепко, что не вздохнуть. И я ответила ей тем же. Несколько мгновений, пряча лицо у нее на плече, чувствовала, как тяжело вздымается ее грудь, как порывисто она дышит.

Потом Алисия растерянно отступила на пару шагов, повернулась на каблуках. Так ничего и не сказав, исчезла из коридора.

– А меня? – насмешливо напомнил о себе Кэри, когда я уже прошла мимо него на ватных ногах.

– Долгие прощания, – я качнулась с носка на пятку, – ни к чему.

Потом сама же подалась к нему, замерла, испуганная своим порывом, но меня тут же притянули к себе, прижали к груди. И уже там, ко мне, заключенной в тепло, слышащей стук его сердца над правым ухом, окончательно пришло осознание, что это все. Сейчас мы разминемся, два обгоревших уголька, два пустых сосуда, оставившие друг друга в шрамах и синяках. Но пока Кэри затормозил время в своих объятиях, это ощущается удивительно хорошо.

А потом я соскочила с порога на булыжники садовой дорожки, гладкие, мокрые еще после дождя. От входной двери до калитки – ровно двенадцать с половиной шагов, которые я прошла в смятенном молчании, чувствуя, что горло сжимает и дышать становится тяжело.

– Роуз! А выходи за меня! – крикнул в спину мучитель, и слова его тут же подхватил ветер.

– Ланкмиллер, – я аж поперхнулась не в силах сдержать дурацкой улыбки, – да ни за что на свете!

Кажется, он что-то еще говорил мне вслед, долго, пока я совсем не скрылась из виду, но я больше не оборачивалась.

Я уходила, оставляя за спиной Веста, погибшего так трагически и неправильно, два страшных года работы в бордель-кафе, Кэри, все еще стоявшего на крыльце, и все те ужасы, через которые с таким прилежным старанием протащила меня жизнь.

Впереди был чистый лист, и сердце трепетало от этой мысли.

Я ведь теперь могу идти куда захочу?

И я пошла.

В Анжи стояла нечеловеческая жара. Все, что возможно было делать к полудню – в полумертвом состоянии лежать на кровати, обмахиваясь тем, что попадется под руку.

В комнате, которую я снимала, не работал кондиционер. Воздух стоял плотной горячей стеной, густой недвижимой массой, и тут не помогали настежь распахнутые окна – легких занавесок не касалось даже подобие ветерка. Все замирало в ожидании вечера, времени, когда жара спадет, уступив место долгожданной влажной прохладе, которую хотелось пить большими глотками, замерев посреди тротуара.

С тех пор, как я ушла из дома Ланкмиллеров, прошло уже три недели.

Как бы ни пыталась, так просто отгородиться от пережитого глухой стеной у меня не вышло. Временное удостоверение личности, следы на моей спине, проглядывающие из-под легких летних маек, болезненная молчаливость – все это красноречиво говорило о моем прошлом, и меня здесь даже… жалели.

Миранда, хозяйка комнат, мелкая пронырливая девушка лет двадцати пяти, помогла устроиться на вечерние курсы, а после них показывала ночной город, водила по забегаловкам и уютным кафе на открытом воздухе. В конце каждого посещения мы спорили, кто за кого платит, ей почему-то всегда казалось, что у меня не хватает денег. Конечно, кто бы стал снимать мелкую комнату без кондиционера под самой крышей, не испытывая финансовых трудностей. А спорить с Мирой было тяжко: чем-то она напоминала Зои, наверное, крайней хозяйственностью и своим категорично командным тоном.

Соседи справа, семья с двумя детьми, регулярно по очереди носили мне выпечку и даже пару раз приглашали на чай. Это все возвращало меня к жизни, учило просто говорить по душам, снова радоваться незначительному, дышать. Именно поэтому я терпела полуденную жару, не пытаясь найти временное пристанище покомфортней с обитателями похолоднее. К тому же на следующей неделе меня ждала важная встреча.