Я бессильно опустилась на траву, ероша волосы и пытаясь кое-как дышать. Нет сил больше сдерживать эту боль, она рвется наружу сквозь все установленные капканы, через этот жалкий скулеж сквозь зубы, который даже Ланкмиллера напугал.

– Розмари? – Вон как резко из оцепенения вышел, на ноги вскочил даже. – Роуз, ну ты чего?

Меня подхватили в тепло объятий. Кэри очень быстро понял, что происходит. Очень быстро, но все равно слишком поздно. Как будто от меня не осталось ничего живого, ничего моего.

Лис открыла дверь, но пока Ланкмиллер отряхивал с меня траву, а я вытирала слезы, ее рядом не было. И почему-то именно тогда я оказалась зажата к стенке своими чувствами, и вместе с судорожным вздохом с губ сорвались необдуманные горячечные слова.

– Кэри, я люблю тебя.

И сама же вздрогнула, поражаясь тому, как легко мне они дались. Господи, но ведь это же неправда. Я нагло врала ему и себе. А правда в том, что я очень хотела кого-нибудь любить, хоть кого-то, но Кэри просто единственный оказался рядом по нелепой случайности, и он едва ли подходит на эту роль.

– В смысле, я… Не так, как Веста любила. Но я не могу видеть твою боль. Давай выкарабкивайся, я же вижу, как ты стараешься.

Меня тихо поцеловали в макушку.

* * *

В проклятую комнату на двоих меня возвращать не стали, устроили на первом этаже в покоях на одного. Я провела в них почти весь день, безвылазно, наедине с сонно бормочущим телевизором, который я почти не слушала, обернувшись к нему спиной. Думала, что зря наговорила мучителю всей этой дурости. Это, наверное, было лишним.

Весь следующий день я почти не видела его. Когда проснулась, Кэри был уже на какой-то встрече, потом работал у себя в кабинете до самых сумерек. К вечеру Алисия вытащила меня в столовую на чай. Она достала какие-то сладости из семейной кондитерской, и я, втягивая сногсшибательный сливочный запах заварного крема, купилась на ее уговоры.

Алисия нервно постукивала ложечкой по фарфору и смотрела все больше не на меня, а за окно, туда, где свет угасающего заката все еще мерцал между деревьев. Наконец она выдохнула и решилась.

– Я сейчас говорила с братом, он сказал, что ты… скоро уйдешь от нас.

– Да, это правда, – я выпрямилась и тряхнула головой, пытаясь убрать с лица спутавшиеся пряди.

Мне очень хотелось бы, чтобы это было правдой.

Лис осторожно, без резких движений, подалась вперед и нащупала мою руку.

– Это окончательное решение? Я имею в виду, я, конечно, не могу удерживать тебя против воли, но ведь если ты уйдешь, это его добьет.

Беспомощная мольба в ее голосе заставляла трескаться что-то глубоко внутри. Я с трудом удержалась, чтобы не выругаться, не ущипнуть себя больно, до синяка.

Неужели этот дом не может отпустить меня просто так, не оставив напоследок еще пару шрамов?

– Я больше чем уверена, что Кэри справится, – тихонько высвободилась и оставила попытки разобраться с волосами, пусть лучше закрывают лицо, так говорить все-таки проще. – Я не могу его простить до конца, а потому от моего присутствия рядом не выйдет ничего толкового. Да и он не лучш… Лис? Алисия, погоди.

– У меня много друзей, – с тихого голоса она перешла на хриплый шепот, пальцы невесомо скользнули вверх по запястью, задержались на локтевом сгибе. – Ты из них единственная, с кем можно не притворяться. Потому что ты была на той стороне. Ты знаешь, каково это.

Нас прервали – в ту же секунду раздался настойчивый звонок в дверь, низкий тревожный звук, и по тому, как Лис беспокойно напряглась, я поняла, что что-то не так, выскочила за ней в холл и нос к носу столкнулась с Кэри.

– Вольная пришла, да? – Сразу же в лоб спросила ланкмиллерская сестра без всяких предисловий.

Кэри утвердительно кивнул, потом невозмутимо оттеснил меня, перегородившую ему путь, к стене. На негнущихся ногах я отступила, ища, на что бы опереться.

– Что ты смотришь так выжидательно? – бросил мучитель через плечо. – Надеешься, что отпущу тебя на ночь глядя? А ну марш в комнату, утром поговорим.

У меня аж сердце защемило, но перечить тому, у кого в руках сейчас слишком очевидно трепыхалась моя судьба, я не решилась. Молча побрела в комнату, полная тягостных сомнений. Лис бросила на столе недопитую чашку, пахнущую жасмином, и скользнула за мной.

– Я побуду с тобой немного?

Сложно было сказать, кому из нас двоих это нужно было в большей степени, но с губ уже сорвалось тихое «хорошо», и я опустилась на кровать, порывисто выдыхая. Пытаясь собраться с мыслями. Рванула две верхние пуговицы на шелковой рубашке, потому что ткань вдруг показалась жесткой, стесняющей дыхание. Ворот расслабился, обнажая едва заметные синяки – старания Такары уже почти сошли с кожи, но их очертания по-прежнему угадывались даже невнимательным взглядом.

– Это… Кэри тебя так? – Алисия запнулась, прежде чем произнести имя своего брата.

Взгляд у нее сделался стеклянным, безотрывно прикованным к моей шее.

– Да нет, его дядюшка, – я поспешила ее успокоить.

– Жуткий тип.

– Подонок тот еще. Алисия? – Я выпрямилась, чувствуя, как на кожу ложатся невесомые поцелуи. Твердость голоса тотчас мне отказала. – Алисия, п-притормози, пожалуйста.

Но было уже поздно. Она подобралась ко мне теплым комочком, заключила в объятия, целовала одновременно слишком несмело и слишком страстно, куда придется: в шею, в ключицы, в открывшуюся грудь.

– Я буду очень скучать. Дай мне хотя бы возможность попрощаться с тобой, пожалуйста.

От нее пахло жасмином и шоколадом, губы тоже были сладкие, немного влажные, подставляться им оказалось приятно. Движения у Лис были лишены всякой резкости, она разделалась с пуговицами на рубашке плавно и незаметно, тотчас потерлась об обнаженную кожу. От этой мягкой ненавязчивой близости внутри словно плавился молочный пломбир, расслабляя потихоньку, заставляя забыть об остальном, втягивать воздух у рыжих пушистых кудрей, зарываться в них пальцами.

Вряд ли это могло кончится хорошо.

– Я смотрю, вы так поглощены друг другом, что даже ничего вокруг не замечаете, – со стороны двери послышался насмешливый голос Кэри.

Нас будто кипятком ошпарило, отскочили по разные стороны кровати, судорожно пытаясь привести себя в подобие порядка. И дурачку ясно было, что попытка это тщетная. Встрепанные, задыхающиеся, полураздетые, да он, вуайерист, еще и наблюдал за этим всем около минуты. Как будто не поймет, что происходит на самом деле.

– Алисия, – Ланкмиллер отступил от двери, освобождая узкий проход, – иди спать.

Сестра быстро поняла, что этот тон хорошего не предвещал, поэтому сразу же кинулась в извинения.

– Кэри, я… Я клянусь тебе, она не знала, я сказала, что ты разрешил. Это только моя вина, прости, пожалуйста.