– Ага, ага, – бросила Марион, уже привыкшая к брани Астрид. – Вот только я права.

– Ты ничто.

– Я – та, кем ты меня сделала.

– Нет, – решительно ответила Астрид. – Я скажу тебе это и больше ничего говорить не буду: ты всегда была яблочком без сердцевинки. Иначе стала бы красть чужую книгу?

– Ты не сможешь рассказать мне ничего нового. Я и так все это знаю. Было время подумать. Но я знаю и кое-что о тебе, – Марион заглянула в выцветшие глаза колдуньи. – Ты устала, Астрид. Мы обе устали. Давай покончим с этим, а?

Две измученные ведьмы переглянулись. Астрид шумно вздохнула, но ничего не ответила. Ее жестокое красивое лицо прорезали новые морщины, словно время наконец нашло лазейку в их скорлупе.

Она взяла свою книгу из рук Марион. Медленно провела заостренным ногтем по страшному переплету; аккуратно раздвинула пальцем страницы. Открыла книгу.

Склонив друг к другу светлые головки, они прочли название заклинания.

Отпирающее клетку.

А ведьма и впрямь была бесстрашной. Никто не смог бы обвинить ее в обратном. Не медля ни секунды, лишь вскользь пробежав заклинание взглядом и примерившись к его масштабам, Астрид произнесла слова, которым предстояло разрушить их мир.

Пока она читала строки заклинания, Марион закрыла глаза и ощутила глубокую тоску. В бархатном сумраке ума она видела, как стены дома рушились и пески времени заносили его руины, превращая все в пыль и разъедая плоть на костях, а потом и сами кости. На ее глазах все, что Астрид ценила в своей короткой жизни, все, что продолжало жить в ее туманных и глубоких воспоминаниях, поблекло от времени и разлетелось в пыль.

Может, и Марион тоже исчезнет? Камнем пойдет на дно, упадет, как звезда, испарится или вспыхнет и взорвется? А может, она будет держаться крепко, слишком привыкшая жить, и не сдастся легко? Но она не открыла глаза, даже когда Астрид вцепилась в нее в самом конце – с ужасом, а может, с благодарностью. И когда отпустила ее, Марион тоже не открыла глаза.

Айви, прошептала она. Айви. И в третий раз: Айви.

Марион казалось, что она повидала всякого и ее уже ничто не могло испугать, но когда пальцы Астрид разомкнулись, рассыпавшись в песок, ее сердце сжал первобытный страх.

Она держалась за свое сознание среди бушующего шторма, который хотел стереть ее в звездную пыль. Он разорвал ее одежду сначала на клочки, потом на молекулы. Но это было неважно, у нее всегда было мало вещей. Из самого центра ее существа поднялось пылающее осознание своей правоты. Она поняла, что Астрид ошибалась. Марион не была яблочком без сердцевинки. Сердцевинка у нее имелась – одна-единственная цель, к которой она стремилась всей душой.

Айви.

Человеку не нужно ничего, кроме знания и веры, да еще стальной воли, закаленной годами. Всем своим сердцем она возжелала того, что искала. По щекам хлестал ветер с песком – частичками праха Астрид, наконец освободившейся из клетки. Потом вспыхнул свет, возникла пустота, и на миг все чувства пропали.

А потом…

Она ощутила необъятный мир. Мир, где не было стен.

Она открыла глаза и увидела звезды. Настоящие звезды. Те мерцали в настоящем небе, и теплый ветер ласкал ее кожу, как… как ветер, это был ветер и ничто иное, настоящий ветер, а не призрачные дуновения иных сфер. Вокруг нее ширилась ночь, и от этой необъятности она опьянела, ощутила тошноту и дикий восторг.

Она вырвалась из клетки. Мир Астрид разрушился, но Марион осталась цела.

Она босиком стояла на земле. Стопы нащупали влажную черную субстанцию, которой летом специальные машины заливают дороги. Асфальт, вспомнила она слово и рассмеялась. Запрокинула голову и увидела над собой колокол безграничного неба; на его вершине в ряд выстроились три звезды.

Это был знак. У этого явления наверняка было название. Она стала вспоминать нужное слово и вдруг скорее ощутила, чем услышала звук – он отозвался тревожным покалыванием в позвоночнике. А когда взглянула на дорогу, ей навстречу мчалось белоглазое чудовище.

Горящий взгляд галогеновых глаз, громадный вытянутый корпус, со свистом рассекающий воздух. Марион застыла в облаке токсичных паров и страха, но чудище резко свернуло и, взвизгнув тормозами, скрылось. Только когда оно замерло, в голове Марион пронеслось: машина. Меня чуть не сбила машина.

Инстинкт подсказал, что нужно идти в лес. Ветки хлестали по щекам, царапали кожу, но ей все это казалось манной небесной; она смеялась оттого, сколько всего ощущала одновременно – и боль ран, и желание почесаться, и неразбавленное восхитительное удовольствие от прикосновений ветра к голой коже.

Она почуяла запах воды, а может, услышала – чувства перемешались, как коктейль, – и у нее вдруг осталось только одно желание: погрузиться под воду. Она вышла из-за деревьев, не заметила, что берег резко обрывался, споткнулась и упала лицом в грязный ручей. Ноги по щиколотки провалились в ил, а остальное тело омывало быстрое течение. Оно баюкало ее и соблазняло. Она смеялась, она совсем забылась и хлопала себя руками по бокам, радуясь, что у нее есть тело.

А потом со стороны деревьев в нее уперся луч света, тонкий, как карандашная линия. С берега на нее смотрели две фигуры.

Люди! Марион так давно не была человеком, что приветствовала любой контакт. Все новое было ей в радость. Она окликнула их, подразнила, потом выкрикнула какую-то грубость – ей хотелось, чтобы они подошли ближе. Когда же они не ответили, она ощутила не страх, а первые проблески более важного осознания: она снова стала зверем в мире зверей, всего лишь одним из многих.

Первой мыслью было обратиться к магии, но ничего не вышло. Марион не удивилась, она давно не практиковала. Тогда она взяла большую палку.

Луч погас, и она увидела людей, стоявших на берегу, и одной из них была Айви.

Марион была бы не Марион, если бы в тот момент ее сердце заныло и разбилось вдребезги. Такие сантименты были ей несвойственны. Но что-то, безусловно, всколыхнулось в ней, когда она увидела девушку так близко во плоти. Волосы у нее были как у Даны, и лицо было похоже, но с более мягкими, сглаженными чертами. От прежней ее уверенности не осталось и следа, она улетучилась вместе с магией. Марион переполняло торжество, восторг пьянил, но при виде этой Айви – поблекшей копии Айви прежней, – ей стало не по себе.

Ты меня не помнишь, – хотела сказать она, – но вспомнишь, когда все закончится.

Нет, пока рано. Еще будет время. В их распоряжении весь мир.

Марион и забыла, что на ней нет одежды, пока Айви