команды, ни одноклассникам, ни друзьям по лагерю, ни даже Хэнку. Если Хэнк начнет спрашивать, отправлять его сразу к маме.

Но сейчас весна; она наступила сегодня. Ты почувствовала это, когда проснулась. Мир расправил плечи, все веточки и почки загудели в ожидании. Нетерпеливая весна облегчает течение энергий. Солнце еще не встало, и всем соседям надо бы спать, но мальчик вышел. Он улыбается, он одного с тобой возраста и светится любопытством, как рождественская гирлянда.

Он подходит и садится рядом на колени. И ты знаешь, что нельзя показывать ему то, что ты делаешь, но ты так гордишься собой и так мечтаешь поделиться своей тайной. Ты умеешь делать то, что другие не могут.

Перед тобой лужайка, заросшая клевером. Одним прикосновением ладони, одной своей волей ты делаешь так, чтобы у каждого клевера отрос счастливый четвертый листок. У некоторых отрастает и пятый: эти самые счастливые. Ты проводишь рукой по лужайке, срываешь пятилистник и вручаешь мальчику.

Вот это да, – говорит он. Голос у него хриплый, как у Мятной Пэтти[28]. — А ну-ка, покажи еще.

Так с самого начала вас с Билли объединяет магия.

Рядом с ним всегда лето. Фонарики. Лягушки. Гонка за фургончиком с мороженым, когда мышцы горят от бега. Даже зимние воспоминания пропитаны июньским теплом. Все начинается с магии – с твоей магии, у Билли способностей нет, – но через некоторое время магия отходит на второй план. Ты уже не колдуешь при нем, это просто ваш секрет. Он связывает вас крепче клятвы на слюне, придает рельеф и глубину вашему воображаемому миру.

Обычно вы просто дурачитесь. Катаетесь на велосипеде, строите крепости, покупаете в торговом центре огромные пакеты желейных драже и грызете их в кино. Но иногда ты показываешь ему свои умения, и он смотрит на тебя с благоговением и совсем без зависти. Вы оба рады, что у тебя есть дар.

И внутри постепенно растет осознание, все громче звучит, как песня. Искра разгорается в чувство, которое не описать словами.

Потом, наконец, поцелуй. В ручье в фиалковых сумерках. Мокрые ресницы, веснушки, губы, сладкие от леденцов.

Тебе хочется задержаться в этом прекрасном летнем сне, но поток несет тебя дальше. На пути попадается все больше камней, и ты вспоминаешь то, что вспоминать совсем не хочется.

Вот ты сидишь перед зеркалом и чертишь кончиком пальца знак на его поверхности; сердце трепещет от страха. Потому что ты любишь маму. Она же твоя мама, пусть нетерпеливая и резкая; она – дерево, под чьей зеленой кроной ты можешь укрыться; она – крепкий орешек, так просто не расколешь. А еще она лгунья. У нее есть тайны, пробелы в ее истории, которые, как ей кажется, хорошо получается скрывать. Она хочет, чтобы ты откалибровала свою силу, зачерпывала ее чайной ложечкой. Если бы только тебе удалось бросить ей вызов, добыть доказательства того, что она не всегда была хорошей ведьмой, какой притворяется – может, тогда она рассказала бы все, что тебе так хочется знать. И перестала бы подрезать тебе крылья.

Поздней летней ночью ты крадешь серьезный магический предмет с полки, куда мать строго-настрого запретила тебе лезть, и изготавливаешь подглядывательное зеркало. Из глубин появляется призрак цвета сливок и льда. Призрак шепчет: Я и есть мамина тайна.

Мамина тайна оказывается страшнее, чем ты предполагала. Она оказывается такой страшной, что ты уже жалеешь, что ее узнала. Но голос любопытства громче тревожных звоночков в голове.

Я знала твою мать, – рассказывает призрак с бескровными губами. – Я знала ее в юности. И все эти годы бродила по коридорам Ада. Хочешь узнать, как я туда попала?

Ты любишь маму. Ты уже взрослая и понимаешь, что никто не идеален. Ты умна и можешь назвать ее недостатки. Тебе кажется, что ты видишь ее насквозь.

Пока не узнаёшь, что она натворила – и это меняет тебя, как химическая реакция.

Ты близка к концу. Поток воспоминаний иссякает, теперь река доходит тебе до колен.

Последняя ссора с матерью, вы перебрасываетесь обидными словами, как петардами. Она стоит, сложив руки на груди, лицо неподвижное, усталое, затем глаза вспыхивают от ужаса и осознания.

Она протягивает тебе золотую шкатулку. Когда капля твоей крови падает на холодный металл, шкатулка оживает и превращается в голодную пасть, пожирающую тебя живьем. Глаза матери полны слез и сожаления – крокодиловы слезы убийцы, втыкающего в сердце нож.

Шкатулка проглатывает все самое прекрасное, все самое настоящее. Она лишает тебя всего, и ты становишься другим человеком. Мать превращает тебя в ту, кем легко управлять, а потом не может полюбить творение своих рук.

Все кончено. Теперь ты знаешь все тайны.

Открой глаза.

Глава сорок шестая

Пригород

Сейчас

Я проснулась и закричала.

Кто-то касался моей руки. Губы шептали в ухо.

– Айви, Айви, ты…

Я снова закричала. В этот раз выкрикивала слова; ужас рвался из груди, ужас и желание, чтобы меня никто не трогал. Голос рядом сорвался на крик, я услышала гулкий удар тела о преграду.

Я попыталась повернуться на звук, но не почувствовала землю под ногами. Я билась и лягалась, и наконец поняла, что плаваю в бассейне, невесомая и окруженная светящейся голубой водой. Я посмотрела вверх и испугалась – звезды сияли слишком близко. Они как будто следили за мной, тысячи серебряных глаз, от которых не спрятаться. Я хотела прогнать их криком, набрала в легкие воздуха и глотнула голубой воды.

У воды был вкус смерти. Я попыталась откашляться, отдышаться, но шея странно застыла, все тело застыло, и я снова наглоталась воды. Ушла под воду и стала барахтаться, чтобы снова подняться на поверхность, но погружалась вниз, воспаленный мозг перепутал кафель и небо. Я уперлась ладонями в дно бассейна, словно надеялась открыть его, как крышку.

Я тонула. Из меня вышел весь воздух, и я не могла всплыть, как поплавок, но и руками и ногами работать тоже не могла – они не слушались. Мое тело перевернулось, и я посмотрела вверх на хлорированный голубой купол, внутри которого мне предстояло умереть. Золотая шкатулка захлопнулась и упала на кафельное дно. Я сомкнула вокруг нее бескостные пальцы. Вторая рука потянулась вверх. Пальцы зашевелились, с губ слетели незнакомые слова, и я взлетела на поверхность. Ребра и живот показались над водой, а потом я снова погрузилась под воду, взметнув кучу брызг.

В этот раз я уже не сводила глаз с ужасных слепящих звезд, служивших мне ориентиром. Я дышала, пытаясь избавиться от вкуса хлорки. Та же вода, что могла меня