В груди что-то странное творится, будто замерзает все, покрывается коркой ядовитого льда.

От чего такого важного он не может оторваться? Или от кого???

Чуть позже приходит сообщение. Собираюсь силами прежде, чем его открыть, но криминального там нет. «Варь. Планерка. Батя лютует, давай чуть позже»

Отлегло сразу.

У них сегодня утренний сбор! Как я могла забыть! Александр Николаевич предупреждал, что собирать будет.

Ну конечно! И понятно почему Илья на работе на ночь завис. Готовился!

А я дура подозрительная уже паниковать начала.

Рассмеялась облегченно, выдохнула и начала на работу собираться. Все равно за то, что домой не пришел нагоняи получит. Работничек хренов.

Меня ждет такси. Так странно, раньше боялась, а теперь спокойно сажусь в машину. Фобия прошла. Я даже внимания не обратила, когда это случилось.

В офисе все как всегда. Кто-то носится, как угорелый с бумагами, кто-то сидит за компом усердно дубася по клавишам, кто-то завис над чертежами.

Я тоже занимаю привычное рабочее место, включаю свой компьютер и иду на поиски Ильи. Надо бы поздороваться с дорогим муженьком, который меня сегодня ночью кинул, высказать все претензии и потребовать компенсацию. С него ужин. В самом лучшем ресторане!

Вылавливаю его в коридоре. Он стоит с Александром Николаевичем, обсуждает рабочие моменты, не подозревая о том, что расправа близка.

Попался!

Иду к ним, звонко стуча каблучками.

Свёкр, расплывается в улыбке, когда видит меня, а Илья, наоборот, встречает хмуро. От чего сердце спотыкается.

— Варенька, отлично выглядишь, — целует меня в щеку Мартынов-старший.

— Спасибо, Александр Николаевич. Как ваши дела? Как тетя Оля?

— Замечательно. Ждем вас в следующие выходные в гости.

— Непременно приедем.

У Ильи звонит телефон, он извиняется и отходит на несколько шагов в сторону, чтобы не мешать нашему разговору.

— Ты помнишь, что сегодня благотворительный вечер? — продолжает его отец.

— Естественно помню.

У меня в кабинете уже подготовлен соответствующий вечерний наряд, и я договорилась с девушкой из соседнего отдела, что она придет, поможет уложить волосы.

— Умница ты моя, — одобрительно улыбается, а потом хмуро смотрит в сторону сына, — а этот болван все забыл. Вчера так к тебе торопился, что из пустой головы все вылетело.

Ко мне торопился? Вчера? Что-то неприятное в груди шевелится.

— Бывает, — выдаю аккуратно, пытаясь своего волнения не выдать.

— Конечно, бывает, — недовольно хмыкает дядя Саша, с шутливой строгостью отчитывая сына, — особенно у разгильдяев, которые раньше времени с работы уходят.

Раньше времени? Лично мне он написал совсем другое.

Щемит где-то за ребрами, и кончики пальцев ватными становятся.

По спине холодным склизким угрем страх скользит. Мне становится страшно. До такой степени, что рот горечью наполняется, и зубы сводит.

Я просто параноик. Мнительная истеричка. Наверняка, есть простое объяснение это странной ситуации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Улыбка к лицу так прилипла, что щеки немеют.

Колени гудят, трясутся, так что еле получается стоять прямо. Все еще пытаюсь убедить себя в том, что все в порядке, что ничего страшного не произошло, а интуиция вопит в голос, что ни хрена не в порядке!

Набравшись сил, бросаю взгляд в сторону Ильи, надеясь, что он скажет что-то, что успокоит меня, позволит снова дышать спокойно.

Он смотрит на меня в упор. напряженно, чуть прищурившись.

Внутри все обрывается.

Я гляжу на него во все глаза, пытаясь понять, что не так, взглядом умаляя спасти, остановить тот пожар, что в груди расползается.

В этот момент я не узнаю его, не чувствую, между нами трещина расползается несмотря на то, что просто молчим.

— Ладно, Варюш, нам пора. Я его забираю, верну вечером, на приеме, — Александр Николаевич по-отечески сжимает мое плечо и, кивнув сыну, чтобы тот следовал за ним, торопливо идет прочь.

— Илья, — окрикиваю мужа дрожащим голосом, когда он разворачивается ко мне спиной, чтобы уйти.

Мартынов останавливается и словно нехотя, медленно поворачивается ко мне в полкорпуса.

— Чего?

— Задержись на минуточку. Надо поговорить.

— Мне некогда Варь. Давай все разговоры до вечера отложим.

— Но…

— Долго тебя ждать? — раздается нетерпеливый оклик его отца.

— Все, давай. Мне пора.

Он уходит, а я смотрю ему вслед, бегая взглядом по широким плечам. Мысленно кричу что бы остановился, вернулся. Но он меня не слышит.

Сердце гудит, бьется надсадно, когда возвращаюсь на свое рабочее место. Перед глазами пелена, все мысли расползаются. Не могу ни о чем думать.

Руки трясутся так, будто я на улице, голая, в лютый холод. Даже карандаш не удержать. Он плюхается на стол и медленно катится к краю, а я сижу, смотрю на него и пошевелиться не могу.

Карандаш падает на пол, ломая грифель со звонким щелчком, от которого дергаюсь, как от выстрела.

Пытаюсь работать, но ни черта не получается. Не могу и слова на клавиатуре набрать, не попадаю на клавиши.

Уже вся трясусь, не только руки. Невыносимо.

Больше не могу этого терпеть. Из верхнего ящика достаю телефон и звоню ему. Не отвечает.

Трясти начинает еще сильнее. Пытаюсь еще раз дозвониться. Результат тот же.

Тогда пишу сообщение:

«Нам надо поговорить».

Снова игнор, хотя вижу, что сообщение прочитано.

Что же ты делаешь Илья? Что за игры?

Неужели так занят, что не может уделить мне минуту? Гребаную минуту своего драгоценного времени.

Меня разрывает от противоречивых эмоций. Захлебываюсь, готова кричать в голос. Еще не знаю почему, но мне больно. Так больно, что не дышится.