Причина таких противоположных паттернов при спаривании не до конца изучена. Исследователи в дикой природе подозревают, что самки сопротивляются каким-то самцам, а каким-то — нет в зависимости от того, насколько самец сможет обеспечить безопасность ей самой и их потомству. Крупные самцы, которые правят на большом участке леса, без сомнения, лучшие защитники[286].

Но нам известно, что случаи принуждения почти никогда не сопряжены с нанесением самкам ранений. Несмотря на огромное преимущество в размерах, при таком поведении самцы орангутанов никогда не оставляют видимых ран. Их укусы, по-видимому, служат только для угрозы. В целом самцы приматов ограничивают свою агрессию по отношению к самкам. Это видно по их выбору оружия (ветки вместо камней) и по тому, что самцы шимпанзе редко убивают самок. Даже встречая посторонних самок в лесу, самцы часто оставляют их в покое. Главным объектом их территориальной агрессии являются другие самцы.

У горилл похожая ситуация. Самец этого вида человекообразных обезьян — самая грозная боевая машина в мире приматов, физически способная сдержать или поубивать множество гораздо менее крупных самок. Но психологически он не способен по-настоящему воспользоваться этим преимуществом. В стычках с самками он по большей части угрожает и колотит себя в грудь. Это довольно увлекательное зрелище — наблюдать, как компания лающих горилл женского пола гоняет — и даже бьет — огромного самца, руки которого словно связаны за спиной нейронами в его мозгу.

Такая сдержанность совершенно логична. Если размножение — главная цель мужской агрессии, ее смертельное использование против самок было бы самым контрпродуктивным поступком.

Орангутаны в процессе спаривания часто применяют силу. Обычно так поступают еще не вполне зрелые самцы. Самки предпочитают спариваться с более крупными самцами, размер которых вдвое превосходит их собственный

Изнасилования использовались как инструмент унижения и запугивания против миллионов женщин. Примеры этого включают поведение японской армии во время Нанкинской резни в 1937 г., действия представителей народа хуту во время геноцида в Руанде в 1994 г. и т. п. Изнасилования перерастают в геноцид, когда за ними следуют пытки и убийства, как это часто бывает, или халтурно сделанные аборты и смертельные заболевания, такие как СПИД. Упоминается, что в более ранней истории войска насиловали и грабили, чтобы наказать захваченные города за отказ сдаться. Монгольский правитель Чингисхан, например, ставил ультиматум осажденным городам: «Кто покорится мне, будет спасен, но кто воспротивится, будет уничтожен вместе со своими женами, детьми и присными»[287].

В наше время главный источник насилия над женщинами находится у них дома: их партнеры по сексу и члены семьи (бойфренды, мужья и братья). Приблизительно 13,5 % всех убийств в мире — это феминицид, определяемый как преступления на почве ненависти к женскому полу[288]. Сексуальное насилие — это часть всемирного паттерна, но если достоверность имеющихся цифр все еще под сомнением, существует одна величина, о которой нам не известно ничего, — это количество насильников. Может ли им оказаться каждый пятый? Реестры судимости свидетельствуют, что насильники обычно совершают серию преступлений, так что на каждого из них приходится где-то десять изнасилований. Или, быть может, двадцать. Это ключевой вопрос, если мы хотим определить, какие факторы способствуют изнасилованию. Типично ли такое поведение для нашего биологического вида или же является исключением, с которым связано абсолютное меньшинство мужчин?[289]

Изнасилования иногда воспринимают как отражение гендерных взаимоотношений нашего вида. В своей книге «Против нашей воли» (Against Our Will, 1975) Сьюзен Браунмиллер написала эти памятные строки:

Обнаружение мужчиной того обстоятельства, что его гениталии могут служить орудием запугивания, стоит на одном уровне с самыми важными открытиями доисторических людей, в одном ряду с использованием огня и изобретением первого каменного топора. Я убеждена, что изнасилования выполняли важнейшую функцию с древнейших времен и до нынешних дней. Это ни больше ни меньше как осознанный процесс запугивания, при помощи которого все мужчины держат всех женщин в постоянном страхе[290].

Говоря обо всех мужчинах и женщинах, Браунмиллер сделала широкое обобщение, которое не оставляет места для роли культуры и образования. Она также не отделила мужчин, которые насилуют, от мужчин, которые этого не делают. Ее основной идеей было то, что неважно, сколько мужчин ведут себя подобным образом, поскольку все женщины живут в постоянном страхе перед такой участью и вынуждены принимать защитные меры.

Узнать, сколько среди мужчин насильников, важно для тех, кто хотел бы искоренить такое поведение. Некоторым, впрочем, это кажется невозможным. Они считают сексуальное насилие естественным для нашего биологического вида. Изнасилования — это не акт жестокости и не культурное нововведение, утверждают они, а адаптивная стратегия. В книге «Естественная история изнасилования» (A Natural History of Rape, 2002), написанной американскими учеными Рэнди Торнхиллом и Крейгом Палмером, изнасилование преподносится как неотъемлемая часть нашей эволюционной психологии. Они видят его как заранее запрограммированное решение для мужчин, имеющих дело с женщинами, не желающими секса с ними. Под словом «адаптивный» они подразумевают, что изнасилования помогают мужчинам зачать потомство, которое без изнасилования никогда не появилось бы на свет[291].

Я вполне понимаю Браунмиллер, которая в гневе на распространенность насилия и его травмирующие последствия была готова обвинить целый гендер. Мне сложнее примириться с биологизацией изнасилования, изложенной Торнхиллом и Палмером, — частично из-за того, что нам известно о наших сородичах-приматах, а частично из-за ограниченных свидетельств для нашего биологического вида. Кроме того, когда изнасилование называют «естественным», то возникает впечатление, словно нам надо смириться с этим явлением. Заверения авторов, что они не это имели в виду, никогда не выглядели убедительными.

Хотите верьте, хотите нет, но мысль о том, что изнасилование — это адаптация, появилась при исследовании скорпионовых мух. У некоторых видов мух существует физический элемент — нечто вроде зажима, который позволяет самцам принуждать самок к спариванию. Хотя идея распространить это свойство мух на нас довольно сомнительна, авторы стараются изо всех сил. У мужчин, очевидно, не имеется анатомического инструмента для изнасилования, но авторы предполагают, что, быть может, устройство мужской психологии этому способствует. Проблема заключается в том, что человеческую психологию отнюдь не так удобно препарировать, как анатомию насекомых. Человеческий вид слишком свободно запрограммирован, чтобы весьма специфическое поведение, такое как изнасилование, могло достаться нам по наследству.

Сторонники взгляда на изнасилование как на адаптацию вновь и вновь приводят в пример несколько животных, которые демонстрируют принудительное спаривание, таких как утки и орангутаны. Тем не менее с точки зрения эволюционной логики