Катя села в машину. Операция «захват» закончена.

– Ты что притихла? – снова спросил Гущин обеспокоенно и даже как-то ревниво. – Он тебя напугал там, в лесу, да? Или не ожидала, что все вот так просто?

Катя посмотрела на него.

– Я же сказал, они дилетанты. Оба. И нянька, и он. У него – наглость, это не ум и не расчет. Я как узнал, что из сейфа часы пропали, то… В общем, я его и подозревал по большему счету. Он мозг кражи, нянька – исполнитель. Потом он ее убил. Ничего, сейчас приедем, он мне все скажет. Все выложит. И про ребенка тоже. Это отдельная глава.

Катя и тут промолчала.

– Ты можешь присутствовать, – великодушно разрешил Гущин. – На таких уликах я его…

Он не договорил. Катя видела – хоть и бравирует сейчас, хоть и хорохорится, а тоже насторожен, и червь сомнения его гложет. Слишком все просто. Раз, два и задержали. И даже с убойными уликами – сумкой няни, в которой краденое и на которой ее отпечатки.

На подъезде к дому-дворцу Гущин приказал врубить полицейскую сирену. И они подкатили с триумфом, воя и полыхая мигалкой. В доме и так горел свет, но тут вспыхнул ярко – с новой силой. Все засуетились.

Эта суета была лихорадочной, но она разительно отличалась от той могильной, трагической суеты, какой дом-дворец был охвачен в момент обнаружения в детской умирающего Аякса. Эта суета была исполнена совсем иных чувств. И эта противоречивая гамма чувств читалась на лицах пленников дома-дворца – на всех без исключения.

Кате бросилось в глаза белое как мел лицо Капитолины, когда она увидела, как оперативники вводят в вестибюль Ракова в наручниках. Миша – ее сын – был тут же, не спал. Она прижала его к себе, закрываясь им, словно щитом. Но он вырвался из рук матери и глядел на ее сожителя с полуоткрытым от удивления ртом. Рядом стоял Мещерский и тоже казался потрясенным и озадаченным.

Феликс, Гарик, горничные, Клинопопов, Евдокия Жавелева – все они говорили, вопили, трещали как попугаи наперебой и все одно и то же: «Поймали? Это он? Как? Что? Неужели»?

Катя увидела Ивана Фонарева. Актер смотрел на Ракова оценивающе и словно примерял что-то из его облика на себя – походку, выражение затравленное лица, нервный тик. Актеры жадны до подобных впечатлений – подумала Катя, они все собирают в свою копилку, чтобы использовать в ролях.

Ракова привели в каминный зал, и все набились туда. Полицейские этому не препятствовали. На глазах у всех полковник Гущин положил на диван, затянутый тканью Дольче – Габбана, объемистый пластиковый пакет, в который оперативники уже упаковали сумку. Раскрыл его, расстегнул молнию, демонстрируя дальше содержимое сумки.

– Феликс, это ваши ювелирные изделия?

Феликс подошел, глянул.

– Мои, – сказал он и обернулся к Ракову: – Зачем ты моего сына…

– Тихо, тихо, тихо, – оборвал его Гущин. – Все вопросы потом. Сейчас спрашиваем мы. А сумка? Это сумка няни Светланы Давыдовой?

– Да, кажется.

– Эта сумка была у няни Давыдовой, когда вы поймали ее в вестибюле вечером двадцать восьмого мая? – Гущин спросил это у Капитолины.

Она, не отрываясь, глядела на своего сожителя Ракова. На глазах у нее выступили слезы.

– Я к вам обращаюсь. Эта сумка была в руках у няни, когда вы ее остановили? – повторил Гущин.

– Эта самая. У нее другой не было, – ответила Капитолина. – Но я… я ничего не знаю. Я ничего не крала. Феликс, поверь, я ничего не знала обо всем этом!

Феликс не смотрел на родственницу. Он не смотрел и на свое богатство. Он пожирал глазами Ракова.

– Миша, иди к себе, – обратился Гущин к мальчику. – Нечего тебе здесь делать. Капитолина, отведите его наверх. И вы тоже, дорогие гости и хозяева, спокойнее, спокойнее. Расходитесь. А мы займемся своими прямыми обязанностями – мы, полиция.

И с этими словами он кивнул. Оперативники забрали пакет с сумкой и поволокли Ракова в полицейскую палатку.

Катя увидела, что к ней спешит Мещерский, но она боялась упустить хоть что-то из предстоящего допроса и снова лишь махнула ему – ты оставайся, а мне надо идти.

В полицейской палатке оперативники усадили Ракова на стул, сами вышли, но остались у входа снаружи. Катя заняла позицию в самом дальнем углу. Полковник Гущин начал допрос без вступлений и церемоний.

– Как вы убили няню?

Спартак Раков не ответил.

– В каких войсках вы служили? – задал новый вопрос Гущин.

– Во внутренних, – на этот раз дал ответ Спартак Раков.

– Сколько вы уже на пенсии?

– Десять лет.

– В общем-то мне ваши показания не нужны, – сказал Гущин. – Вас с поличным поймали – с ее сумкой и краденым. И как оно все было, я знаю и без вас. Следователь вам предъявит обвинение в убийстве Давыдовой и покушении на убийство малолетнего Аякса Санина.

– Про мальчишку я ничего не знаю, – хрипло сказал Раков. – Это не я.

– Мальчик был в кабинете в тот момент, когда ваша подельница няня открыла сейф, он все видел. Он мог рассказать. Няня решила от греха сбежать. Мальчику она зла не желала. А вот у вас рука не дрогнула.

– Про мальчишку я ничего не знаю. Это не я.

– А няню вы? – спросил Гущин.

Раков молчал.

– В каком звании вышли на пенсию?

– Майора внутренних войск.

– Как ребенка убивали?

– Это не я, сказано вам! – Раков вскинул голову. – У меня самого семья, у меня пацан свой.

– Миша Касаткин вам не сын. Даже не приемный.

Он мне не сын…

Катя ощутила, как холодок пополз по спине. Ей вдруг вспомнились слова Миши Касаткина о малыше Аяксе: «Он все комментирует, что видит, комменты дает».

Они это знали… Няня это знала, Раков это знал. Мальчик непременно прокомментирует то, что видел в кабинете. Прав Гущин – поэтому няня Светлана ударилась в панику и сбежала. А Раков решил остаться и обезопасить себя убийством Аякса.

– Следователь вам не поверит, – сказал Гущин. – И суд. Никто вам не поверит. И я вам не верю. Два убийства – это не…

– Я мальчишку не трогал! – заорал Раков. – А она… эта дура Светка, она сама виновата. Я вовсе не хотел, я хотел по-честному, а она кинула меня!

– Кинула с часами? На часы позарились дорогие, майор?

– А ты что ерничаешь, полковник? – Раков обратился к Гущину на «ты». – Что ты строишь из себя? Ты такой же, как я, служака, тягловый вол. Волочешь свое ярмо, пока со службы не вытурили. А турнут, тоже станешь, как я, на пенсии лапу сосать. Чего ты меня ихними часами попрекаешь? Ты видал эти часы? Они на запястье состояние носят! Видал? Тебе и не снилось столько бабла, сколько эти ихние часы стоят!