Он и подумать не мог, что утонет, растворится в бесконечном блаженстве. Сесилия с необычайной легкостью исполнила его самые сладострастные фантазии, подарила бесконечный восторг.

Рамзи не спал всю ночь, не в силах избавиться от эротических фантазий. Возбуждение не покидало его. И даже когда Рамзи, наконец, остыл и успокоился, его все равно тянуло к этой удивительной женщине, только теперь он желал не соития, а близости… духовной близости, тепла.

Рамзи хотел просто обнимать ее, прижимать к себе. Хотел успокоить ее и найти покой вместе с ней.

Возможность сделать ей приятное теперь казалась более привлекательной, чем, например, возведение в рыцарское достоинство. Он бы предпочел провести вечер, угощая ее шоколадом, чем поужинать с членами королевской семьи.

Утром Рамзи тщательно вымылся, но все равно постоянно чувствовал ее вкус и запах, ощущал ее рядом, словно она уже стала частью его самого.

Именно в этом и заключалось существо проблемы.

Сесилия угрожала разрушить все, что он построил, отнять у него амбиции, заменив их удовлетворением, нет, самоуспокоенностью. А этого он не смог бы вынести. Поэтому и не хотел потакать своим желаниям. Не хотел, памятуя о возможных последствиях.

Но и нельзя же забывать о чести. Ее чести. И его собственной. А также об их взаимном влечении, отрицать которое было бы глупо.

Значит, выход только один, – она должна безраздельно принадлежать ему.

Иными словами, он обязан на ней жениться. Сейчас она Сесилия Тиг и Леди в красном. Но что если она станет… Сесилией Рамзи?

Обладая множеством талантов, добрым сердцем и высоким интеллектом, она сможет занять в его мире видное место. Пусть у них у обоих есть скелеты в шкафу, но имелся шанс создать вместе семью, которой их потомки будут гордиться.

Он будет защищать ее, дарить удовольствие, даст ей и Фебе возможности, недоступные для них в любом другом случае. Они станут свободными и респектабельными.

Возможно, Сесилия сумеет научить его быть счастливым и даже потакать своим желаниям.

Казалось, каждая ее улыбка зажигала маленький огонек в темной бездне его души. И теперь он чувствовал себя уже не таким одиноким, как прежде.

А что если она будет улыбаться ему всю жизнь?

Рамзи помотал головой, стараясь отогнать подобные фантазии. На это еще будет время. А пока что он должен оставаться непреклонным и жестким. Ведь ему предстояло взять штурмом крепость, построенную вокруг лорда‑канцлера, и захватить его трон. И еще Рамзи обязан был обеспечить безопасность Сесилии. Ради всего этого он не должен отвлекаться.

Кто‑то еще шел по тропе, уверенно пробираясь сквозь заросли.

Рамзи сделал глубокий вдох, прицелился на звук и выпустил стрелу.

Послеполуденное солнце было необычайно жарким. Рамзи утер ладонью лоб и, прищурившись, посмотрел на небо. У него еще достаточно времени, чтобы искупаться в озере до захода солнца. Эта перспектива была чрезвычайно приятной.

Конечно, свежевание оленя очень грязная и неприятная работа, но Рамзи ничего не имел против, поскольку был занят делом, а значит, далек от искушения.

Он быстро вошел в дом за чистой одеждой, рассчитывая проскользнуть незамеченным, однако не повезло.

Феба сидела за столом, болтала ногами и без умолку разговаривала. Жан‑Ив слушал ее с улыбкой.

Рамзи осмотрелся, но не увидел Сесилии. И он не мог сказать, обрадовало его это или раздосадовало. Судя по всему, она трудилась над шифром.

Феба радостно заулыбалась.

– Вот и ты! А почему ты такой грязный?

Жан‑Ив взглянул на него с тревогой, но уважительно кивнул. Уважительно для француза, конечно.

– Я разделывал оленя, девочка, – сообщил Рамзи, достав из своего сундука смену одежды.

– Зачем было стрелять в оленя? – пробурчал Жан‑Ив из‑за веера карт, которые он держал здоровой рукой. – Ведь мы здесь всего на несколько дней.

Рамзи нахмурился, но не стал спорить.

– Здесь в окрестностях много больших семей, которые будут рады получить мясо, если оно у нас останется, – спокойно ответил Рамзи. Он не привык давать объяснения своим действиям, тем более в собственном доме. Однако он давно понял, что француз скорее отец Сесилии, чем ее служащий, и приходилось с ним считаться.

И было понятно, что француз не доверял человеку, у которого имелись планы на его обожаемую воспитанницу. Планы настолько очевидные, что даже дурак понял бы намерения Рамзи. А Жан‑Ив дураком не был.

Рамзи не мог утверждать, что ему неприятна такая позиция француза. Будь он сам отцом, то ни за что бы не пожелал, чтобы его дочь оказалась в подобном положении.

Тут Феба слезла со стула и подошла к огромному шотландцу. На ней были потертые ботиночки, в которых она постоянно бегала по двору.

– По‑моему, я еще не пробовала мяса оленя, – сообщила она. – Оно вкусное?

– Может быть. – Рамзи поспешно обошел девочку, чтобы не поддаться очарованию ее звонкого голоска и удивительно приятного выговора. Взяв полотенце и кусок мыла, он снова открыл дверь. – Я скоро вернусь и приготовлю его, – пообещал Рамзи и плотно прикрыл за собой дверь.

Но дверь недолго оставалась закрытой.

– Куда ты идешь? – спросила Феба, побежавшая за Рамзи по дорожке.

– На берег озера. Я буду недалеко.

Девочка забежала вперед и преградила ему путь.

– Я пойду с тобой, чтобы ты был не один, – сообщила она.

Рамзи невольно улыбнулся. Эта малышка была копией Сесилии – милая и добрая, уверенная, что одиночество – зло. Только внешне она не походила на Сесилию. Девочка была слишком маленькой для своего возраста, а ее глазенки имели цвет темного моря. А волосы – светло‑каштановые. Они вились мелкими кудряшками, и он бы сравнил их цвет с мокрым песком. Было ясно: эта малышка станет красивой, когда вырастет, а если и не будет красавицей, то в привлекательности ей в любом случае не откажешь.

– Ты не можешь идти со мной, – объяснил Рамзи. – Мне необходимо вымыться.

Малышка наморщила носик, чисто по‑женски выражая свое неудовольствие. Ну чем не Сесилия?

– А почему ты так странно говоришь? – спросила девочка и заморгала. – Я некоторых слов вообще не понимаю.

– Видишь ли, то, что вы, англичане, называете озером, у нас, шотландцев, зовется loch.

– Почему?

– Такой у нас язык.

– У вас есть свой язык?

– Да, конечно.

– Ты меня научишь этому языку?

– Нет.

– А почему? – Феба насупилась.