с криком выскочил парень с ножом. Не знаю, что он хотел сделать, но получив удар по лицу, он со стоном осел на пороге. — Об этом мы тоже поговорим, — сказал Макс, переступая через него, проходя в дом. — Есть еще что-то, чего я не знаю? — спросил он у Глеба, который последовал за ним, но, к счастью, он не стал ничего ему отвечать.

Пройдя в дом, я первым делом бросилась наверх, не потому что мой малыш там, а затем чтобы найти хоть что-то, что может прикрыть мою наготу. Появляться перед сыном в обличьи волчицы мне не хотелось, а обнаженной тем более.

— Карина! — прокричал Глеб, кидаясь вслед за мной.

Когда он заскочил в комнату, в которой я когда-то жила, и с которой меня связывали не очень приятные воспоминания, я уже стояла в человеческом обличьи перед шкафом, намереваясь достать оттуда рубашку. Я не надеялась, что здесь может что-то остаться, но все. Но, как оказалось, я зря волновалась, и мои вещи после побега до сих пор лежали здесь, словно дожидались моего возвращения.

— Почему не предупредила? А вдруг здесь бы кто-то был, тогда… — возмутился он, внимательно следя за тем, как ткань скользит по моему телу.

Я понимала его переживания, поэтому повернувшись к нему, нежно улыбнулась и призналась:

— Потому что знала, что здесь никого нет.

— А?..

— Сейчас не время, — перебила его, не дав спросить. — Нам пора вниз.

Стоило мне только сказать об этом, как снизу раздался женский крик. Услышав его, Глеб вздрогнул и вместе со мной поспешил вниз. К тому моменту, когда мы оказались внизу, звук выстрелов на улице стих, а в большой комнате нас дожидались Макс с Марией.

Девушка сидела на полу, из разбитой губы у нее сочилась кровь. Да, она выглядела поверженной, но в ее взгляде до сих пор плескалась ненависть.

— Мы обыскали дом, ребенка здесь нет, — сказал незнакомый парень, войдя в комнату.

— Плохо искали, — бросила, направляясь к Марии.

Я прекрасно знала, что мой малыш в доме, даже знала, где именно, но не стала им это говорить. Мне не хотелось, чтобы они напугали его еще сильнее. Мне хотелось броситься вниз и отыскать сына, обнять и расцеловать как и мечтала, но также я прекрасно понимала, если сейчас не поговорю с Марией, то другой возможности у меня не будет.

— Карина, его здесь нет, и мои люди не ошибаются. Я не чувствую здесь ребенка, — проговорил Макс, на что Глеб хмыкнул.

— Давай поговорим об этом позже? — предложила Максу, присаживаясь напротив Марии. — Сначала я хочу поговорить с ней, — сказала, смотря в глаза той, кто заставил страдать не только меня, но и моего малыша. — Ты ведь не против пообщаться, не так ли? — спросила у Марины Марии, но тут же усмехнувшись, добавила: — У тебя, в принципе, нет выбора.

— Это ты во всем виновата! Ненавижу тебя! — выплюнула она, пытаясь кинуться на меня, но крепкая рука Макса не позволила ей это сделать.

— Допустим. С тем, что ты меня ненавидишь, мы разобрались еще при первой нашей встрече, впрочем, как и в причинах твоей ненависти, — проговорила неторопливо. — Одного понять не могу, почему ты считаешь, что я у тебя что-то отняла?

— Глеб был моим! Но появилась ты и…

— Что? Забрала его? — поинтересовалась, перебив ее. — Ты в этом так уверена?

— Да!

— Подожди. Исправь меня, если я в чем-то не права, но мне кажется это ты его бросила, променяв на Александра, — удивленно проговорила, следя за ее эмоциями.

— Но Александра убила ты! — вскричала она, не желая признавать свою оплошность.

— Не исключено, — ответила, скривившись. — Но тут уж сработал инстинкт самосохранения: либо ты, либо тебя, — проговорила, пожимая плечами.

— Ты не понимаешь… — прошептала она, смеясь.

— От чего же? Прекрасно понимаю, — поспорила с ней.

Мария опустила взгляд в пол и словно обессилела. Плечи ее поникли, впрочем, как и голова, руки задрожали, а дыхание стало редким, словно она дышала через раз. Видно было, что она волнуется и не решается заговорить, но все же, переборов себя, она начала рассказ.

— В древние времена ходила одна легенда, — ее шепот разносился по комнате, словно крик. — О ней давно позабыли, и лишь несколько человек… старейшин знали о ней. В легенде говорится об одной особенной девушке со смешанными генами, которая появится во времена раздора и смуты. Эта девушка объединит три сильнейших древних клана в одно, которое будет править всеми оборотнями. «И воцарится в мире оборотней мир и покой, когда белесый ангел ступит на землю», — процитировала она единственные слова, видимо, что смогла запомнить из легенды.

— И этим белесым ангелом ты посчитала себя? — усмехнувшись, поинтересовалась у нее.

— Да! — воскликнула она, вскинув голову. — Дед всю жизнь твердил, что я создана для этого! Этот дом, то место, с которого все началось, и именно здесь должна была зародиться та легенда! Я была хранительницей этого места!

— Я, я, я. Да ты избалованная и зацикленная на себе девчонка! — раздраженно бросила я, кривясь. — Впрочем, как и твой дед!

— Нет! — закричала она гневно.

— Что, правда глаза колет? — спросила у нее. — Я одного понять не могу, если ты так хотела, чтобы легенда сбылась, то зачем пыталась уничтожить ее начало?

— Не хотела, чтобы все досталось той, кому здесь не место! — выплюнула она.

— Ты права лишь в одном: мне здесь не место, — согласилась с ней. — Но знаешь, я как-нибудь с этим смирюсь, а вот ты… Неужели ты думаешь что смогла бы выйти сухой из этой ситуации? — спросила, понимая, что будь я даже мертва, за меня было бы кому отомстить.

— Я — внучка старейшины и единственная дочь альфы! Вы не посмеете меня тронуть! — гордо заявила она вскинув голову.

— Мне придется тебя расстроить, моя дорогая, — произнесла, нахмурив брови. — В этой битве закон на моей стороне, и даже твои родные не смогут мне ничего сделать. Как ты думаешь, на что способна мать ради своего ребенка?

Мария с ужасом распахнула глаза, понимая, к чему я клоню.

— Не знаешь? Ну, так я тебе скажу, — сказала, поддаваясь вперед. — Она готова пойти на все и даже на убийство.

Мария отпрянула от меня, услышав рычание в моем голосе.

— Но ты можешь не переживать, тебя это не касается, — успокоила ее. — Тебя ждет участь пострашнее смерти. Каждая слезинка моего малыша окупится сотнями твоими, каждый крик — тысячами. Ты будешь молить меня о смерти! И как только я пойму, что справедливость свершилась, убью.

Страх заплескался во взгляде Марины (Марии?), руки затряслись от понимания реальности