И словно услышав мои слова, сверху донесся тоскливый вой, которому вторил другой вой, наполненный болью. Сердце пропустило удар, потом второй, и я поняла — все закончилось.

Перехватив малыша удобнее, я поднялась с пола, намереваясь уйти из этой комнаты и из этого дома, но не успела.

Вихрем в комнату ворвался Глеб. Его глаза пылали яростью, злобой и ненавистью. Очень больно было понимать, что эта ненависть обращена на меня, а еще больнее было от осознания, что причиной его боли тоже являюсь я.

Едва сдерживая рвущегося наружу зверя, он процедил сквозь плотно сжатую челюсть.

— Ты знала?! — обвинил он меня. — Знала и ничего не сказала! — зарычал он, приближаясь.

Я не стала ничего отвечать, сильнее прижав к себе сына. Смотря в глаза, которые совсем недавно горели любовью, а теперь ненавистью, я отступала, пока не уперлась спиной в стену. То, что я знала о последствиях, знала, что меня ожидает, не делает мою вину легче, не уменьшало боль, что зарождалась в груди.

— Глеб? — раздался сверху хриплый голос Макса.

— Ответь мне! — закричал Глеб, делая ко мне один большой шаг, хватая за плечи, и потряс. — Скажи, ты знала или нет?

— Глеб, с ума сошел?! — крикнул Макс, отталкивая Глеба от меня. — Она тут при чем?

— При том! — закричал он в ответ. — Она знала, что все будет так! Знала и не предупредила! Мы могли спасти ее, предостеречь!

— Не могли, — ответила, чувствуя, как слезы потекли по щекам.

— Что? — шокированно спросил Макс.

— Значит, знала, — вторил ему голос Глеба.

— Это правда? — спросил у меня Макс.

— Да.

— Ты знала, что Катя погибнет, и решила ничего не говорить нам? — возмутился он. — Почему? Потому что она являлась истинной Глеба? — спросил он.

Не выдержав их взгляды, полные ненависти и боли, я отвела взгляд в сторону, ничего не отвечая. Я знала, что оправдываться или что-то доказывать им сейчас бесполезно. Они не услышат, не поймут, не простят…

— То есть ты поставила свое желание не отпускать его при выше жизни Катерины?

— Нет! — это единственное, что я смогла выдавить из себя.

Глеб, зарычав, выскочил из комнаты, на ходу перевоплощаясь. Макс долго всматривался мне в глаза, пытаясь отыскать в них ответ, но так и не найдя, что искал, ушел, не сказав ни слова.

Разрыдавшись, я обессиленно съехала по стене на пол, утыкаясь в волчонка, который, словно понимая всю важность происходящего, затих в моих руках. Я рыдала долго, оплакивая девушку, с которой толком и не была знакома, но одно я знала точно, что она была хорошей, доброй и милой. И гнев парней я разделяла, поскольку сама себя ненавидела за этот поступок.

Неожиданно я ощутила на щеках теплые ладошки. Открыв глаза, я посмотрела на сына, что не сводил с меня серьезного взгляда.

— Мам, не плачь, все будет холошо, — прошептал он, прижимаясь щечкой к моей щеке. — Вот увидишь.

Я засмеялась сквозь слезы. Меня утешает малыш, которому пришлось через многое пройти и испытать столь страшные вещи, о которых даже думать не хочется. Это я должна его утишать и говорить, что все будет хорошо, обещать, что подобное больше не повториться, а не он.

— Конечно, будет, — выдавила я из себя улыбку.

— Мам, я домой хочу, — прохныкал малыш.

Все это время мы так и сидели с ним на полу, нежась в обществе друг друга. Я трепала его кудри и гладила по спине, чувствуя, как иногда маленькое тельце вздрагивает.

Наверху давно все стихло, и только редкие шаги давали понять, что мы не одни. Я не имела понятия, кто остался с нами, а проверять не хотелось. Поскольку здесь было так спокойно и уютно, и так не хотелось возвращаться в ужасную реальность. Видеть боль и смотреть в глаза, полные ненависти.

Я готова была просидеть здесь вечность, главное, чтобы мое сокровище было рядом. Нам нужно время, чтобы понять, кошмар закончен, и мы вместе. Вот только ничего еще не закончилось, по крайней мере, для меня.

— Да, конечно, — прошептала, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы сообщить ему, что теперь у нас другой дом.

Отстранившись от меня, он осмотрелся, словно опасаясь, после чего подался ближе к самому уху и прошептал:

— Мне не нлавится этот дом.

— Мне тоже, — сказала, улыбнувшись, поцеловав его в щечку.

Я прекрасно понимала Максимку. Этот дом принес столько боли не только мне, но и всем, кто так или иначе связан с этим миром. На этой земле было очень много смертей, их просто не сосчитать. Словно она проклята. Несмотря на весь его замечательный вид, хотелось бежать из этого дома, не оглядываясь.

— Малыш, нам придется заехать в одно место по дороге домой, — произнесла, погладив его по голове.

— Куда? — спросил он, нахмурившись.

Что ж, теперь я хоть знаю, что эта идея не нравится не только мне. Но я ничего не могу с этим поделать, ведь обещания привыкла выполнять, да и к тому же, в будущем видела нас с сыном в стае деда.

— В гости к деду.

— Дедушке? — удивился он.

— Да.

Недолгое время он смотрел на меня серьезно, словно решая какую-то задачу. Мой маленький мужчина пытался принять взрослое решение, которое явно далось ему нелегко.

— А это обязательно? — сощурив глазки, поинтересовался Максимка.

— Боюсь, что да, — ответила вздохнув печально.

Хотелось показать ему, что эта идея мне тоже не нравится, но нам от нее никуда не деться.

— Ну, если только ненадолго, — все же согласился он.

Улыбнувшись, я обняла его, шепнув на ушко.

— Знаешь, мне кажется, нам стоит подняться наверх и найти тебе какую-нибудь одежду.

— Зачем? — нахмурился он.

— Что значит, зачем? Ты же не будешь ходить голышом?

— Нет, конечно, я плевлашусь в волка! — гордо, заявил он, вызвав у меня улыбку.

Глава 32

Как бы мне не хотелось выбираться из нашего тихого уголка, но сидеть здесь вечно не получится. Малыш стал крутиться и капризничать, требуя внимания. Ему нужен был отдых, а еще не помешало бы его искупать и накормить. Мы поднимались наверх с некой опаской, я переживала, что здесь можем наткнуться на кого-нибудь, но этого, к счастью, не случилось.

Максимка отказывался от всего: не хотел купаться, одеваться, кушать. Словно дикий зверек, он то рычал то кричал, вынуждая меня сдерживать рвущиеся наружу рыдания. За последний час я несколько раз готова была отыскать Марию и придушить ее собственными руками. Лишь понимание того, что я нужна сыну, останавливало меня. Все же искупав малыша и облачив его в футболку,