взятую в шкафу одной из пустующих комнат, я накормила его и только после этого уложила спать.

Уезжать отсюда, на ночь глядя, было глупо, и я решила остаться в доме. Еще одну ночь здесь как-нибудь мы переживем. Мы заняли мою прежнюю комнату. Так было удобней: большая кровать, двери запираются и личная ванна. А утром я планировала отправиться к Михалычу — были у нас еще нерешенные вопросы. Да и с дедом связаться я могла только через него.

Приняв душ, я прилегла рядом с сыном, наблюдая за тем, как он спит, впервые за последнее время чувствуя себя спокойно. Да, нам предстоит еще немало времени, чтобы забыть этот кошмар, но самое главное, что теперь он со мной.

Дверь тихо скрипнула, и я с испугом осознала, что забыла ее запереть. Резко обернувшись, я увидела на пороге Макса. Я хотела подняться, но он жестом показал, чтобы этого не делала. Прикрыв за собой дверь, он обошел кровать и прилег по другую сторону Максимки. Внимательно смотря на него, он прикоснулся к кудрям малыша. Заметив, как тот вздрогнул, он отдернул руку, сжав с гневом губы.

— Я ведь до последнего не верил, что он — мой сын. Искал, переживал, но не верил, — прошептал Макс, не сводя с сына взгляд. — У нас гораздо сложнее с этим, чем у людей. Если они не верят, то делается ДНК-тест. У нас же отец должен чувствовать сына с самого рождения, с первого крика. Издревле самец присутствовал при родах. Это происходит и по сей день. Партнерские роды — сейчас это называется именно так, — хмыкнул он. — Я во многом заблуждался, даже когда ты сказала, что сын здесь, то не поверил! Ты знала, что у него нет запаха? — спросил он удивленно, посмотрев на меня. — Не знаю, как это возможно, но я ничего не чувствовал, пока он не успокоился в твоих руках. Мой зверь принял его, а значит, я зря потерял столько лет, находясь вдали от него.

Макс замолчал, опуская взгляд на сына, а я не удивилась сказанному. Считая, что это вполне нормально, учитывая, что его мама тоже необычная. Макс хотел снова прикоснуться к сыну, но отдернул руку, боясь разбудить.

— Глеб говорит, что ты видела будущее и предвидела Катину смерть, — проговорил Макс, подняв на меня взгляд.

В его взгляде не было ненависти, и это меня немного успокоило, но там плескались боль, непонимание и страх. Он не до конца еще поверил, но уже горевал по потери сестры. И я его понимала, зная, что она погибла, мне до сих пор не верилось в это.

— Там в подсобке старик дал мне какой-то отвар. Он сказал, что это поможет мне вновь обрести силу. Не знаю, что это была за отрава, но после нескольких глотков я провалилась в некое забытье, — попыталась объяснить ему. — Я не видела будущее, это скорее были варианты его развития.

— Почему не рассказала?

Такой простой вопрос, на который очень нелегко найти ответ. Я долго молчала, подбирая слова, но вскоре поняла, что, кроме правды в этом случае, сказать нечего.

— Это ничего не изменило бы.

— Ты так просто об этом говоришь, — хмыкнул он печально, словно обвиняя. — Но мы бы придумали что-нибудь, нашли бы способ спасти ее! — возмутился он, немного повысив голос, из-за чего Максимка вздрогнул и теснее прижался ко мне.

Опустив взгляд на сына, Макс немного сбавил обороты, понимая, что здесь не место для криков. Вот только я не желала останавливать наш разговор на этом. Мне нужно было хоть до кого-то из них донести почему я так поступила.

— Посадили бы под замок? — спросила, выгнув бровь.

— Если понадобилось, привязал бы к стулу, — зло прошипел он, посмотрев на меня и подаваясь вперед.

Ощутив его дыхание на лице, я почувствовала, как волчица взволнованно зашевелилась. Не желая разбираться еще и с этим, я отстранилась, увеличивая между нами расстояние.

— Ты бы просто оттянул неизбежное, Катя знала, что Глеб ее истинный. Если бы вы вмешались, погиб бы Глеб, а через пару месяцев и она.

Сейчас я говорила правду, которая давалась мне с трудом. Я видела, что могло произойти вмешайся они. Это страшно пережить смерть любимого, но еще ужасней наблюдать за тем, как молодая девушка превращается в живой труп.

— Нет, если бы я нашел ее пару, — до последнего противился он. — Ты просто не хотела, чтобы погиб он.

— Не нашел бы, я убила его, — сказала игнорируя его последние слова.

— Что? — пораженно выдохнул Макс.

Да, кредо убийцы теперь будет преследовать меня до конца жизни, но уже ничего не изменишь.

— В той битве много лет назад, на этом же месте, — не желая вспоминать об этом, я все же пояснила, иначе это звучало жутко.

— Но ты же могла предупредить Глеба! — продолжал настаивать он.

— Не могла! — прошипела на него, не выдержав напора. — Я не знала, как это произойдет! В видении была только смерть, я не видела подробностей. Только чувствовала страх, утрату, ненависть и боль. Много боли. Мне дали выбор, но не дали возможности отказаться от него. И поверь, если бы не малыш, я бы с удовольствием заняла место Кати, раз и навсегда покончив с этим!

Макс ничего на это не ответил, поджав недовольно губы. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая нашим частым дыханием и сопением малыша. Я не имела представления, о чем он думает, даже не пыталась понять. Для меня было важнее понять, что чувствую я, находясь рядом с ним. Почему-то я не чувствовала к нему ненависти, что пылала во мне ранее, но и привязанности и той прежней страсти тоже не было. Возможно, этот случай сломал между нами стену непонимания.

— Она была любимицей семьи, но считала иначе, потому что была другой, — неожиданно признался Макс. — Глеб возненавидел тебя.

— Знаю.

Я видела это и была готова к подобному. Ненависть со временем пройдет, а боль утихнет.

— Что дальше? — спросил он. — Насколько далекое будущее ты видела?

— Достаточно, чтобы знать, что все будет хорошо.

— У всех?

— У всех.

Тишина снова повисла в комнате. Понемногу усталость брала свое, и меня стало клонить в сон. Хотелось закрыть глаза и провалиться в забытье, позабыв этот день.

— Завтра на рассвете казним Марию и ее приспешников, а после состоится погребальный ритуал, — проговорил Макс.

Несмотря на усталость, я готова была поговорить об этом, поскольку уже думала над этим вопросом.

— Нет.

— Что нет? — нахмурился он.

— Я не хочу ее казнить, — заявила, вынуждая Макса стать чернее тучи.

— Карина, после