Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На третий день вместо Старогрязнова Балмашов поехал с утра к себе в Воронцово. Все эти дни там, по информации, поступавшей к Колосову, работали Тихомиров и Марина Петровых. Но в этот день был лишь Тихомиров, да и тот вскоре по приезде Балмашова, пообщавшись с ним коротко, куда-то отчалил на своем спортивном «Ниссане».
После недели холодов этот день выдался снова жарким, солнечным. Если раньше в ворота базы к белому, обшитому сайдингом зданию офиса то и дело подруливали «Газели» за цветочным товаром, то сегодня не было ни одной машины.
Балмашов, переодевшись в старые рабочие джинсы, нацепив бейсболку, обходил свои владения. В оранжереях, на поле, на хвойных делянках трудились китайцы. Их было немного, но работу они делали замечательно быстро, ловко и аккуратно — пропалывали сорняки, рыхлили землю, поливали, удобряли, выкапывали, пересаживали.
Лето окончательно вступило в свои права, стекла в теплицах были выставлены, пластиковые крыши оранжерей открыты навстречу солнцу и теплым июньским дождям. В «Царстве Флоры» на клумбах, на грядках, в горшках все цвело, все росло. Декоративные вьюнки и душистый горошек, амурский виноград и плющ вились, карабкались по ажурным деревянным решеткам. Над делянками клубилась розово-фиолетовая дымка — зацветала космея, высаженная на грунт. На фоне благородных хвойников пламенела красным пожаром сальвия, золотился оранжевый тагетес. Целые участки до самого леса были похожи на сплошной рубиновый ковер — это буйно цвела ипомея, которую «Царство Флоры» в изобилии поставляло для украшения столичных газонов. На сколоченных из досок деревянных подставках-пирамидах тут и там были выставлены пластиковые горшки. Здесь, под солнцем, было собрано все, что продавалось для украшения балконов и летних террас ресторанов и кафе, холлов гостиниц и внутренних офисных двориков, — бегонии, любелии, маргаритки, пеларгонии, левкои, гвоздики.
Дальше шли поля и делянки разноцветных дельфиниумов, желтых, белых и розовых лилейников, острова прекрасных лилий, где каждая, самая маленькая и хрупкая, была достойна библейских стихов.
А возле кромки дальнего леса словно кто-то прочертил желтую полосу — там цвели декоративные луки и горчица.
Над полями кружили птицы. С высоты они видели яркие разноцветные пятна, изумрудные лоскуты дерна, деревья и саженцы. И маленькие фигурки людей — игрушечных человечков, потерявшихся на фоне этого цветочного великолепия.
Из царства флоры птицам не хотелось улетать. Сразу за автострадой начинался город, залитый асфальтом, закованный бетоном, многоэтажный, задушенный смогом, замученный суетой.
Балмашов на своем «Мерседесе» покинул Воронцово ровно в пять часов. Машина сопровождения следовала за ним. На Кутузовском проспекте он остановился возле представительства авиакомпании Эйр Франс.
— Покупает два билета на самолет, — доложил Колосову старший группы наблюдения. — Рейс и дату уточняем. Выходит, снова садится за руль, едет в направлении центра.
С Кутузовского, через Новый Арбат, терпеливо выстаивая в многочисленных пробках, Балмашов примерно через полчаса добрался до бульваров. Последняя пробка, последний рывок — и он свернул в Афанасьевский переулок. Вышел и направился к своему магазину.
— Кто там сейчас в зале? — услышав доклад, спросил по рации Колосов.
— Петровых. Она сегодня в магазине с самого утра. К ней он, видно, и ехал в такую даль, — доложил старший группы наблюдения.
Мелодично звякнул колокольчик над входом. В магазине по лестнице застучали каблучки — Марина спустилась со второго этажа.
— Привет, — поздоровался Балмашов. — Недурной вечерок?
— Это вы? Здравствуйте. Какой там недурной — с утра ни одного клиента, — Марина вспыхнула от радости при виде Балмашова. И эта так плохо скрытая радость совсем не вязалась со смыслом ее ответа.
— Вы одна тут? А где же кадры трудовые?
— Оксане из дома позвонили, у нее ребенок заболел, я ее отпустила. А Надя в отгуле за прошлую субботу.
— И что — ни одного клиента?
Марина отрицательно покачала рыжей головой. Она неотрывно смотрела на Балмашова. Глаза ее сияли.
— Тогда закрываем лавочку, и айда, — Балмашов подошел к ней. — Марина, обещание мое помните? Вот, держу, как видите. Вечер у вас свободный?
— Свободный, конечно же, свободный!
— Значит, закрываем и едем куда-нибудь в хорошее место, где всегда праздник, музыка и брызги шампанского.
— Вы меня… Андрей, вы что, меня приглашаете?
— Я же обещал.
— Я сейчас… две минутки подождите, я только переоденусь, не могу же я вот так. — Марина отчаянным жестом указала на свои потертые джинсы. — Андрей… вы только не уходите никуда. Я мигом. Платье у меня здесь наверху и туфли тоже!
В машине наблюдения, остановившейся на углу Афанасьевского переулка, пунктуально отметили, что с момента захода Балмашова в магазин прошло двадцать шесть минут.
Когда Марина снова спустилась вниз, вместо джинсов на ней было открытое платье-мини из золотистой шуршащей синтетики, купленное на распродаже в английском универмаге «Дебенхэм» (крик моды сезона), и коричневые плетеные босоножки на толстенной деревянной танкетке. Сразу было видно, что подобный стиль и фасон ей в новинку. Она отчаянно комплексовала, то и дело поправляла очки на носу и вместе с тем столь же отчаянно храбрилась.
— Феноменальное платье, — Балмашов аж присвистнул. — Марина, я должен вам сказать, вы чертовски похорошели. В чем дело? Вы влюбились, да?
Он прошел к деревянной бочке с подсолнухами, выбрал маленький и яркий, обломил и подал Марине.
— Можно гадать как на ромашке, тот же эффект. Едем?
— Я должна все здесь закрыть и поставить магазин на сигнализацию.
Пока она сновала по залу, все убирая, включая охрану, он молча наблюдал за ней, облокотившись на стойку.
А со стены за ними обоими наблюдали герои «Царства Флоры». Все, кроме Кифии-Подсолнуха, как всегда, не спускавшей очарованных глаз с солнечного возницы, нахлестывавшего своих коней, спешащего в неизвестность.
— Прокуратура от вас отстала? — спросила Марина.
— Ага, почти что, — Балмашов кивнул.
— А чего они вас вызывали?
— Когда случаются убийства, то они, Марина, имеют такую привычку — вызывать и спрашивать.
— Но вы-то тут при чем?
— Я? Слушайте, что вы копаетесь? Вы закончили?
— Все, вот ключи. — Марина подхватила сумку. Снова поправила очки. Уронила подсолнух. Балмашов поднял его.
— Вы действительно какая-то совсем другая сегодня, — сказал он. — Это платье. И эти ваши рыжие локоны. Марина, вы точно в кого-то влюбились.
Она не ответила. Старалась, чтобы он не увидел ее лица, когда она возилась с входной дверью и замком.