Приглашение Адемара возмутило молодых людей.

— Где это видано, чтобы муж танцевал с женой? — запротестовал юный виконт де Мольврие.

— При дворе это не принято! — поддержал его приятель.

— Что за мещанство!

Граф мгновенно разозлился.

— А я хочу и буду танцевать со своей женой! И никому не позволю вмешиваться! Ну-ка, посторонитесь, господа!

И, не обращая больше ни на кого внимания, Адемар взял Шарлотту за руку и повел к середине зала, где уже начался менуэт. Шарлотту эта перепалка позабавила.

Несколько минут они, не говоря ни слова, плавно и согласно двигались под музыку, и Шарлотта с удивлением обнаружила, что танцевать с Адемаром — одно удовольствие. Но удовольствие оказалось недолгим. Когда искусная комбинация шагов приблизила их друг к другу, она услышала:

— Вы утаили от меня такое сокровище!

— Какое?

— Чудесные камни, которые так украшают вас сегодня. Чем больше я смотрю на них, тем больше они меня завораживают, и...

Шарлотта чуть было не испортила следующей фигуры.

— Неужели из-за них вы пригласили меня танцевать? — проговорила она изумленно.

— Конечно, — ответил он с обезоруживающим простодушием. — Избавившись от толпы мужчин, которые вечно вокруг вас крутятся, гораздо удобнее ими любоваться. Значит, вы отыскали сказочные камни вашего отца и среди них «Глаз...»... «Глаз...»... Нет! Я никогда не вспомню его варварского названия...

Так! Адемар снова оседлал любимого конька! Еще минута, и он увлечется своим бредом. Шарлотта не собиралась поощрять мужа. И сразу же оборвала его:

— Не тешьте себя иллюзиями, Адемар. Это драгоценности моей тети, графини де Брекур. Я получила их в наследство совсем недавно.

— Каким образом?

— Ее сын, мой кузен Шарль, решил покинуть королевский флот и вступить в орден мальтийских рыцарей. Перед отъездом он привез мне эти драгоценности.

— Мне казалось, что вы в ссоре.

— Мне тоже, но пути господни неисповедимы: граф де Брекур услышал его призыв и решил служить ему своей шпагой. Он приехал попросить прощения за то, что плохо обошелся со мной при нашей последней встрече. Украшения — знак его раскаяния.

— Хорошо иметь врагов, которые так благородно раскаиваются, — вздохнул Адемар.

Очередная фигура менуэта разлучила их, но, когда они вновь сблизились, Адемар продолжил разговор:

— Вы долго еще собираетесь пробыть в Версале?

— Нет. Думаю, что неделю, не больше. Герцогиня Орлеанская ждет к середине января родственников из Германии. Я могу уехать, не слишком ее огорчив. А почему вы меня об этом спросили?

— Мне бы хотелось поехать с вами!

— Вы снова заболели? — спросила она обеспокоенно, но ее эмоции были вызваны не столько здоровьем супруга, сколько его решимостью ехать вместе с ней.

— Нет, но я нуждаюсь в покое. Семейство герцога возвращается в Пале-Рояль, а там, как вы знаете, всем нам тесновато. И потом, у вас так вкусно кормят!

Не отличаясь возвышенностью, Адемар отличался хотя бы искренностью. Хотя...

Супружеская пара разделилась для прощального реверанса, и Шарлотта отложила на утро попытку развеять или подтвердить возникшее у нее подозрение... Год завершился шумными и радостными пожеланиями и возгласами. Все устремились к окнам, чтобы полюбоваться фейерверком, играющим разноцветными огнями над каскадом водоемов и Большим каналом. Супруги расстались. В этот вечер Шарлотта больше не видела Адемара.

На следующий день придворные собрались на церемонию королевских поздравлений, во время которой королевское семейство обменивалось подарками. Первенство осталось за мадам де Монтеспан, подарившей отцу своих детей самую роскошную в мире книгу — томик, оправленный в золото с узором из драгоценных камней, с миниатюрами городов Голландии, завоеванных в 1672-м, пояснения к которым написали Буало и Расин. Обошелся он в четыре тысячи пистолей, и, увидев его, все ахнули от восхищения. Король принял подарок с живейшим удовольствием. Царственная фаворитка была в этот день в центре внимания, все кружились вокруг нее, осыпая комплиментами, и на миг показалось, будто ее былая слава может возродиться снова...

Но времена изменились безвозвратно.

Несколько дней спустя версальский дворец содрогнулся от невиданного гнева мадам де Монтеспан. Под каким-то ничтожным предлогом у нее отобрали роскошные апартаменты и переселили в помещение, служившее ванными комнатами, которые должны были перестроить и отделать под жилье. Будущие покои были гораздо меньше и располагались как раз над теми, которых ее лишали. Впрочем, буря бушевала недолго, оскорбленная маркиза села в свою карету и уехала в Кланьи.

— Я боюсь, — с грустью сказала герцогиня Орлеанская, — что это первый шаг к отдалению, если не к немилости, которую старая ведьма готовит давно и исподтишка.

— А я надеюсь, что до такой крайности дело все-таки не дойдет, — запротестовала Шарлотта. — Разве может король обойтись так с матерью своих детей, которых он так любит?

— Детей, которые прекрасно понимают, с какой стороны их бутерброд намазан маслом, и давно отдают предпочтение своей бывшей гувернантке. Только последний, маленький граф Тулузский, пока еще привязан к матери, потому что рос у нее на глазах. А остальные, боюсь, уже стали маленькими лицемерными ханжами. Я считаю большой удачей, что дофина способна рожать детей. Иначе французы увидели бы на троне хромого и злого графа Мэнского. Поверьте мне, Шарлотта, я не ошиблась, когда сказала, что со смертью королевы закончились счастливые дни.

— Я согласна с вами, смерть королевы — невозвратимая потеря.

— Хуже, Шарлотта, это катастрофа. Конечно, кажется, что «король-солнце» освещает всю Европу, но посмотрите внимательно, что творится в нашем королевстве! Королева была набожна, но при этом она не была ханжой, каким вскоре станет король и весь двор вместе с ним. Теперь для всех самое главное — причаститься на Страстной неделе, а иначе на тебя будут косо смотреть. Вы же видите, где оказалась я, только потому, что, возможно, слишком любила шутки и смех. Я в немилости, тогда как чудовища вроде шевалье де Лоррена с друзьями, на чьей совести смерть мадам Генриетты Английской, процветают. А что будет с Францией, если католичество станет господствующей религией? Посмотрите, что терпят протестанты на нашем юге! Пока их не уничтожают, но уже подвергают лишениям и всячески притесняют. До меня дошли ужасные слухи, что король намерен отменить Нантский эдикт[29], изданный его дедом Генрихом IV. Если эдикт будет отменен, гугеноты, отказываясь от перехода в католичество, побегут из страны, спасаясь от казни или галер. Когда я думаю, что настраивает короля на все эти низости та, что сама родилась в семье гугенотов, то я ее ненавижу всей душой! Все идет к тому, что однажды между Францией и моей родной страной начнется война! Я останусь одна и буду кричать от боли и безысходности.