– Да, я отправил письмо, – сказал он. – Рассудил, что доверие между нами – это важно.

– Вы читали письмо, прежде чем его отправить?

– Да, естественно… Он знал, что я должен это сделать, тут нет ничего удивительного.

Серые глаза полицейского потемнели, зрачки расширились.

– Что там было?

Андерс не знал, вошла ли Петра, но у него было такое ощущение, что она стоит у него за спиной и смотрит на них.

– Не помню точно, – сказал он и с неудовольствием почувствовал, что краснеет. – Официальное письмо в адвокатскую контору… Я посчитал, что обратиться к адвокату – гражданское право Вальтера.

– Ясно, – ответил комиссар, не спуская с него глаз.

– Вальтер хочет, чтобы адвокат посетил его в изоляторе и объяснил, существует ли вероятность, что апелляционный суд предоставит ему возможность отпуска из больницы… примерно этого он хотел… и что он в этом случае… возможно ли заключение такого рода… он хотел адвоката, который защищал бы его права.

В гостиной стало тихо.

– Какой адрес? – спокойно спросил комиссар.

– Адвокатская контора “Русенхане”… абонентский ящик в Тенсте.

– Сможете воспроизвести точные формулировки из письма?

– Я прочитал его всего один раз, оно было, как я уже говорил, очень вежливым и официальным… хотя там было прилично описок.

– Описок?

– Скорее всего, дислектических, – пояснил Андерс.

– Вы обсуждали это письмо с Роландом Брулином?

– Нет. Зачем?

Йона вернулся в машину и поехал в Стокгольм. Позвонил Анье, попросил ее поискать адвокатскую контору “Русенхане”.

– Ты, случайно, не забыл, сколько сейчас времени?

– Сколько времени, – повторил Йона. Мысли перескочили на Мари Франсен, которую застрелили всего несколько часов назад. – Я… Прости. Это можно сделать завтра.

Анья закончила разговор раньше, чем Йона это сообразил. Всего через пару минут она перезвонила.

– Нет никаких Русенхане, – объявила она. – Ни адвокатской конторы с таким названием, ни адвоката с такой фамилией.

– Есть номер почтового ящика, – настаивал Йона.

– Да, в Тенсте, я его нашла, – мягко ответила она. – Но он аннулирован, и адвоката, который его арендовал, не существует.

– Понятно…

– Русенхане – это вымерший дворянский род.

– Прости, что позвонил так поздно.

– Я пошутила. Ты можешь звонить мне, когда захочешь, мы же скоро поженимся…

Адрес – след, который никуда не ведет, подумал Йона.

Ни абонентского ящика, ни адвокатской конторы, ни фамилии.

Йона подумал: странно, что Андерс Рённ назвал Вальтера дислектиком.

Я видел, как он пишет.

То, что Рённ принял за дислексию, возможно, стало последствием долговременного приема лекарств.

Мысли снова вернулись к Мари Франсен, которую убила Сусанна Йельм. И теперь одна маленькая девочка ждет маму, которая никогда больше не вернется домой.

Мари не должна была высовываться вперед – но комиссар знал, что сам мог бы допустить ту же ошибку, не сиди выучка так глубоко в нем. И тогда его застрелили бы. Как отца.

Может быть, дочка Мари, Эльса, уже все знает. И мир никогда больше не будет таким, как прежде. Когда Йоне было одиннадцать, его отца застрелили из дробовика. Его отцу, полицейскому, всего-то надо было войти в квартиру, где происходила семейная ссора. Йона по нескольку раз в день вспоминал, как он сидел в классе – и вошел директор, попросил его выйти в коридор. И мир никогда больше не был таким, как прежде.

Вторая половина дня. Юрек широко шагает по беговой дорожке. Сага слышит, как он тяжело, угрюмо дышит. По телевизору какой-то мужчина рассказывает, как самостоятельно изготовить мячики. На экране в стаканах с водой подпрыгивают разноцветные шарики.

Сагу переполняли противоречивые чувства. Инстинкт самосохранения велел ей избегать любых контактов с Вальтером, но каждый разговор с ним повышал шансы ее коллег отыскать Фелисию.

Мужчина на экране предостерег: не стоит брать слишком много блесток – они снижают прыгучесть мячиков.

Сага медленно подошла к Юреку. Тот сошел с дорожки и жестом пригласил Сагу занять место на тренажере.

Она сказала “спасибо”, шагнула на дорожку и пошла. Юрек стоял рядом, наблюдая за ней. Ноги все еще были тяжелыми, суставы плохо гнулись. Сага попыталась увеличить скорость, но ей уже было трудно дышать.

– Тебе сделали укол галоперидола? – спросил Вальтер.

– Еще в первый день.

– Врач делал?

– Да.

– Он вошел и стянул с тебя штаны?

– Сначала мне дали стесолид, – тихо сказала Сага.

– Он к тебе приставал.

Сага пожала плечами.

– Он еще к тебе приходил?

В дневную комнату вошел Берни и направился прямо к дорожке. Сломанный нос был зафиксирован бинтом, один глаз заплыл. Берни остановился перед Сагой, посмотрел на нее и тихо кашлянул.

– Я теперь твой раб… вот черт… Я буду вечно следовать за тобой, как папский слуга… пока смерть не разлучит нас… – Он вытер пот над верхней губой и покачнулся. – Я буду слушаться малейшего…

– Сядь на диван, – перебила Сага, не глядя на него.

Берни несколько раз рыгнул, сглотнул.

– Я лежу на полу и согреваю твои ноги… Я твой пес, – проговорил он и, сопя, опустился на колени. – Приказывай. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Сядь на диван, – повторила Сага.

Она тяжело зашагала по дорожке. Покачивался лист пальмы. Берни подполз ближе, склонил голову на плечо и посмотрел на нее.

– Что угодно я исполню, – сказал он. – Если у тебя пот между грудей, я вытру…

– Сядь на диван, – нейтральным тоном сказал Вальтер.

Берни тут же отполз прочь и лег на пол перед диваном. Сага уменьшила скорость дорожки. Она избегала смотреть на качающийся лист и старалась не думать про микрофон с передатчиком.

Юрек стоял наподвижно, глядя на нее. Он вытер рот и провел рукой по коротко стриженным, металлически-седым волосам.

– Мы можем покинуть больницу вместе, – тихо сказал он.

– А может, я не хочу бежать, – честно ответила Сага.

– Почему?

– У меня никого не осталось.

– Никого? – тихо повторил Вальтер. – Но ведь необязательно возвращаться… к прежнему, есть места и получше этого.