Она сказала, что больше его с тех пор не надевала. Мэриан Брэнд добавила, что это она постирала платье еще до ланча, и мисс Сильвер подтвердила, что оно уже висело в ванной, когда она вернулась из церкви. Она чуточку обеспокоилась, когда позднее начальник полиции заметил, что, если миссис Фелтон вознамерилась убить своего мужа, то легко могла надеть еще не просохшее платье и, зарезав его, снова постирать и повесить на веревку сушиться.

Он не любил, когда ему перечили, однако мисс Сильвер еще раз со всей серьезностью сказала, что выдвинутую им теорию, можно воспринимать не иначе как притянутую за уши, поскольку для ее подтверждения он не мог найти никаких доказательств. Как результат, она стала немного отстраненной и углубилась в подсчет необходимого количества петель для первого из очередной пары печально скучных серых шерстяных чулок, которые являются необходимым предметом мальчишечьей школьной униформы.

Вечером все полицейские уехали, за исключением констебля Вилкинса, который остался, с тем, чтобы вертеться на кухне под ногами у Элизы Коттон до того времени, пока члены семьи не разойдутся на ночь по своим комнатам. А он должен будет, согласно полученным инструкциям, занять свой пост на площадке возле спален и ни при каких обстоятельствах не позволять сну свалить себя. Только все были слишком взволнованны, чтобы отправиться спать.

Элиза подала холодный ужин из консервной банки — один из наиболее невкусных, так называемых, овсяных хлебцев к ланчу, будто сделанных из мрамора, со скучным яблоком в придачу. На кухне констебль Вилкинс отведал селедки и какао под бдительным оком Мактавиша, который своим беззвучным мяуканьем доводил Элизу до белого каления, пока она не оторвалась от собственного ужина, чтобы отрезать для него чудный кусочек селедки. Но кот, вернувшись и продолжив мяукать, дал понять, что кусочек недостаточно хорош для него. Элиза сказала: «Провались ты!» — но достала мясной фарш и панировочные сухари и подогрела подливку, оставшуюся от обеда. После чего Мактавиш снизошел до того, чтобы отведать предложенное кушанье, и Элиза смогла вернуться к своему ужину.

К тому времени, как констебль Вилкинс приступил к третьей по счету селедке и второй чашке какао, она подготовила его к ночному бдению, рассказав по-настоящему страшную историю, приключившуюся с ее дедушкой в доме с привидениями. Она имела столько тревожных сходств с настоящей ситуацией, что Джо Вилкинс так и не смог по-настоящему насладиться этой последней селедкой. Как и его самого, дедушку Элизы обязали всю ночь сидеть на лестничной площадке в доме, где было совершено убийство. Это был старинный дом, наполненный странными звуками и скрипами, и ровно в полночь раздались шаги там, где не могло быть по логике никаких шагов. Внизу, в прихожей, а вся семья наверху, в своих постелях.

Это была лучшая история Элизы, и рассказывала она ее прекрасно, подробно и с нежной заботой останавливаясь на том, как ее дедушка ощутил, что у него на голове зашевелились коротко стриженые волосы. Когда она дошла до той части рассказа, в которой дедушка взял свечу и спустился вниз на один лестничный пролет, Джо Вилкинс дал себе решительную клятву, что он ни за что не сделает ничего подобного. Искать неприятности на свою голову, вот как это называется. И почему ее дедушка не мог остаться там, где был, глупый старый дурак?

Элиза понизила голос до шепота, вселяющего ужас.

— И, едва он спустился на один пролет, свеча выпала из подсвечника и покатилась вниз. Там был мой дедушка и его тень на стене, и последнее, что он видел, когда свеча покатилась вниз, — это его собственная тень, отделившаяся от стены и вставшая на коврик в самом низу лестницы. И свеча погасла.

— Ч-что случилось?

Элиза оживилась.

— Что должно было случиться? Мой дедушка вернулся и взял другую свечу, но когда он снова спустился вниз, там ничего не было.

Когда ужин в столовой закончился, мисс Сильвер объявила о своем намерении наведаться в соседний дом.

— Бедная Пенни: обыск — тяжкое переживание для молодой девушки. И миссис Брэнд с мисс Ремингтон действительно все это очень неприятно и беспокойно. Всех нас подвергли тому же суровому испытанию, и это может их утешить. Я ненадолго.

Пенни открыла дверь. Бледность проступала на загорелой коже, но она утратила тот вид, который Элиза называла душераздирающим. Пенни устала, и все было ужасно, но Феликс удалился в гостиную со своей партитурой фортепьянного квартета, заброшенной на долгие месяцы. Под воздействием чувств, образы и комбинации стали приобретать форму. Теперь он то и дело касался клавиш рояля, то и дело писал. Пенни была так счастлива снова видеть его за работой, что все остальное просто не имело никакого значения.

Она проводила мисс Сильвер в гостиную и послушала тетушек, критикующих систему, позволяющую полицейским врываться в частные владения и обыскивать жильцов.

Мисс Сильвер была полна сочувствия. Ее саму обыскали.

— О да, миссис Брэнд, в самом деле. Ничего приятного, крайне неприятно по сути. Но я чувствовала, что это мой долг. В конце концов, это ведь нужно для того, чтобы защитить нас. Никто из нас не будет в безопасности, пока это ужасное дело не раскроют. Уверена, вы должны это понимать.

Флоренс Брэнд веско проговорила:

— Я живу здесь около двадцати лет. Ничего не случалось, пока мой деверь не оставил это несправедливое завещание.

Кэсси Ремингтон вскинула голову.

— Мисс Сильвер неинтересно слушать про завещание Мартина, — сказала она язвительным тоном. — И, в самом деле, Флоренс, я не понимаю, какую ты можешь видеть в этом связь с Хелен Эдриан или Сирилом Фелтоном, ни один из которых не унаследовал ни пенни, причем у обоих не было на это ни единого шанса.

Мисс Сильвер сказала:

— В самом деле?

Кэсси Ремингтон звякнула своей цепочкой.

— Не понимаю, почему мы продолжаем об этом говорить. Все это чрезвычайно неприятно. Подумайте только, какие заголовки появятся в газетах, не говоря уж об остальном. Элиза и миссис Бэлл отсылали репортеров большую часть пятницы и всю субботу. Миссис Бэлл, по крайней мере, наверное, и сегодня занималась бы этим, но она не приходит сюда по воскресеньям после обеда, так что мы просто держим все окна и двери на запорах. И, конечно, завтра все будет обстоять намного хуже, — искорка промелькнула в ее глазах, когда она на мгновение задержала взгляд на сестре, и мисс Ремингтон с нажимом повторила: «Намного хуже!»

Флоренс Брэнд крепко сжала бледные, довольно пухлые губы и ничего не сказала. Мисс Кэсси продолжила свою речь.

— Если б это было самым худшим. Я нисколько не удивлюсь, если к нам понаедут целые автобусы туристов! И готовить себе еду отныне мы должны сами! Не думаю, что миссис Бэлл и миссис Вулли придут после того, как до них дойдут новости о Сириле Фелтоне. Все идет из рук вон плохо. Несомненно, каждый в Англии все узнает сразу же, как только выйдут утренние газеты.