Он еще толком не начал обдумывать, где оказался, но на самом деле все уже понял. Ясно, без тени сомнения знал, что колесо обозрения не просто похоже на Веселое Колесо Элливаля, и променад тоже не просто случайно похож на понятно какой променад. Когда наконец сформулировал догадку словами, ум яростно запротестовал. Это невозможно, немыслимо, – говорил себе Эдо, – так не бывает, бред, ерунда. Элливаль не граничный город, все знают, что здесь нет проходов на Другую Сторону… Там их нет. Там!

Однако скептический ум недолго боролся, сам понимал: я сейчас встану, пройду примерно полсотни метров и спрошу первого встречного, как называется город, куда я попал. Первый встречный поржет – нормально ты загулял! – но скажет. А что именно скажет, понятно и так. Ладно, в Элливале, так в Элливале. Привет, Элливаль! Круто, на самом деле. Невероятное чудо. Я же почти не надеялся когда-нибудь снова сюда попасть.

Встал и пошел в направлении променада. Бары там явно были открыты, двери распахнуты настежь, и это реально удача. Мне еще в Барселоне позарез надо было выпить, а уж теперь-то – тем более. Интересно, у них тут пункт обмена валюты имеется? Или, как в большинстве наших баров, просто любые деньги берут?

Этот вопрос он задал прямо с порога – такой деловой. Бармен, скучавший за стойкой в совершенно пустом заведении, адресовал ему взгляд, полный удивления и сочувствия.

– Какая валюта? Зачем? Здесь же только для мертвых. Пляжи живых начинаются примерно в пяти километрах отсюда. Ну вы и забрели! Что-то случилось? У вас такое лицо, словно в море тонули, хотя одежда сухая. Вам точно срочно надо чего-нибудь крепкого. Давайте я из своих запасов вас угощу.

Эдо не стал отказываться. Просто сказал: «Спасибо». А спрашивать про город уже не имело смысла. Во-первых, если бары для мертвых, значит сто пудов Элливаль, такого нигде больше нет. А во-вторых, он только сейчас осознал, что спросил про деньги на доимперском. И бармен ему на доимперском ответил. И он понял ответ. Ни хрена себе, что творится. Язык, который выучил в школе, напрочь забыл на Другой Стороне, и теперь только теоретически, с чужих слов знал о его существовании, внезапно вспомнился сам.

В Элливале до сих пор говорят на древнем языке, который до воцарения хаоса был общим для всех. В эпоху Исчезающих Империй его почти везде позабыли, точнее, разучились использовать и перешли – кто на языки соседей с Другой Стороны, кто на спонтанно возникавшие в ту эпоху новые языки, которые нынешние лингвисты выделяют в так называемую «хаотическую группу», а учат под воздействием специальных психотропных веществ, иначе мозг современного человека эту информацию не усваивает. И только в Элливале и на Черном Севере, почти не затронутых хаосом, сохранилась классическая доимперская речь.

В отличие от Старого Жреческого, доимперский язык Эдо учил старательно, ради будущих путешествий на Север, в Кровавые горы, и собственно в Элливаль. Доимперский все учат с детства, в рамках школьной программы, потому что он язык общего прошлого, как ни крути, основа основ. Доимперский еще и очень легко усваивается – прочтешь впервые главу учебника, и сразу кажется, всегда это знал. Некоторые продвинутые лингвисты считают, что древний язык принадлежит не столько людям, сколько самой реальности, знание как бы разлито в воздухе, учеба нужна в основном для настройки внимания, чтобы это знание из воздуха брать.

Когда они с Тони впервые отправились в Элливаль, официальная версия для домашних была «подтянуть доимперский язык». На самом деле, конечно, ничего никуда подтягивать они не планировали, не собирались зубрить, но на месте с удивлением обнаружили, что не соврали. «Подтянуть» – это еще слабо сказано. Тут как будто сама земля тебе помогает. Даже если в школе учился еле-еле на тройки, в Элливале мгновенно как местный заговоришь. Специально ничего не учили, только болтали с местными, но домой после этой практики вернулись отличниками, даже Тони на своем историческом сложнейшие сочинения на доимперском без единой ошибки писал.

Бармен протянул ему рюмку травянисто-зеленой жидкости. Выпил залпом и чуть не взорвался, такая крепкая оказалась. Спасибо, что нашелся стакан воды этот ужас запить.

– Что это было? – спросил Эдо, ощущая, как по всему телу разливается не тепло, как обычно от выпивки, а восхитительное спокойствие, за которое – если в принципе знать, что такое бывает – душу можно продать.

– Шарамба, – объяснил его благодетель. – Настойка на травах и морских водорослях по забытому старинному рецепту. То есть получается, больше уже не забытому. Ее совсем недавно заново научились делать, лет пять назад.

– Крутая штука. Именно то, что надо. Спасибо. Вы меня натурально спасли.

– Я раньше работал пляжным спасателем, – усмехнулся бармен, поставив перед ним вторую рюмку зеленого зелья. – Несколько лет. Поэтому вас угощаю. Не стесняйтесь, берите и пейте. Я же вижу, вам надо. У вас лицо человека, которого чудом, в самый последний момент вытащили из воды.

– Что-то в этом роде, – согласился Эдо. Залпом выпил шарамбу, жадно запил водой. Выдохнул. И спросил: – Слушайте, а в Элливале есть что-то вроде Граничной полиции? Куда у вас обращаются, когда случается что-то совсем непонятное? Невозможное, из ряда вон выходящее? Потому что я, кажется, с Другой Стороны к вам забрел.

Бармен не то чтобы вовсе не удивился. Но удивился гораздо меньше, чем Эдо ожидал. Не стал кричать: «Немыслимо! Так не бывает! Вы просто сошли с ума!» Посмотрел на него внимательно, словно впервые увидел. Долго думал. Наконец сказал:

– Но вы же наш, не с Другой Стороны, я правильно понимаю? А то говорили бы на каталонском, или испанском, или еще каком-нибудь тамошнем языке. А вы на нашем шпарите, как будто здесь родились.

– Я виленский. Доимперский в школе учил, – Эдо помимо воли расплылся в улыбке. – И сюда приезжал на каникулы. Но… короче, со мной все сложно. Поэтому мне надо срочно вернуться обратно. На Другую Сторону, я имею в виду. Наверное, надо. Скорей всего. Я уже сам не знаю, честно говоря.

– Элливаль не граничный город, – пожал плечами бармен. – Поэтому у нас нет Граничной полиции. Только обычная. Но вас же не обокрали? Не ранили, не похитили…

– И не убили, – подсказал ему Эдо.

– И не убили, – без тени улыбки повторил тот. – Так что с полицией вам особо не о чем говорить.

– Ясно, – нетерпеливо кивнул Эдо. – А с кем тогда? Кто у вас разными непонятными происшествиями занимается?

– Да никто, – пожал плечами бармен. – Толку-то заниматься, если оно все равно непонятное. Но о непонятном всегда можно расспросить мертвецов.

– Например, меня.

Если бы не успокоительная сила шарамбы, Эдо бы сейчас подскочил, потому что голос раздался возле самого его уха, хотя он мог поклясться, что только что рядом никто не стоял.

Судя по благоговейному выражению лица бармена, их посетило, как минимум, доброе божество. Эдо обернулся и увидел загорелого мужчину с белоснежными волосами, в белом же долгополом летнем пальто, такого обескураживающе красивого, словно господь с природой перед его сотворением запойно смотрели аниме.