и не вернулась. Ничего удивительного – с тех пор прошло двенадцать лет. Слишком многое изменилось – у всех и во всем.

Пожилой грузчик на рынке «Спиталфилдс» вспоминает компанию «О’Донохью и сыновья», но они закрылись лет десять назад. Никаких сыновей у владельца не было, он добавил их в название просто для красного словца – а когда решил выйти на пенсию, то компанию продал.

Мы разговариваем чуть ли не с сотней прохожих и торговцев, покупаем бесчисленные яблоки и свечи ручной работы, выпиваем десятки чашек кофе в уличных кафе, наблюдая за жизнью городских рынков под открытым небом.

Однако нам не удается найти ни единой ниточки, которая привела бы нас к Джо или хотя бы указала верный путь к нему. И вот мы сидим под высокими стеклянными сводами и металлическими арками рынка «Боро» в Саутварке, недалеко от Лондонского моста.

Восхитительное место, на прилавках фрукты всех цветов радуги, свежая зелень, сыры, сладости и целый цветочный сад. Звуки и запахи никого не оставят равнодушным, и при других обстоятельствах мы бы с удовольствием провели здесь время.

Однако мы сидим усталые, измученные физически и растерянные. Хуже всех выглядит Майкл – утомленно пощипывая слойку с шоколадом, он печально вздыхает.

– Что не так, Бетт Дэвис? – ущипнув его за бок так же, как он отламывает слойку, спрашивает Белинда. – На тебя без слез не взглянешь.

Шлепнув ее по руке, он отвечает:

– Брось свои шуточки, я все равно не понимаю, о ком ты говоришь. Мне не смешно.

– А мне смешно.

– Ну ладно, иногда ты шутишь к месту, но сейчас я не в настроении. Сплошной депресняк. То бездомные, то письма от умерших родственников, которые при жизни скрывали свои истинные чувства, то эта охота за «Красным Октябрем».

– Ну, а теперь кто вспомнил старый фильм?

– Я вспомнил, каюсь. Просто… грустно все это, наверное. Сочувствую Джо. И всем сочувствую. А я не люблю, когда вот так… много чувств. Неприятно это.

Майкл все же истинный сын Розмари, своей матери, как бы ему это ни было противно.

– Понятно. – Белинда на удивление отнеслась к стонам Майкла серьезно, вместо того чтобы и дальше его высмеивать. – И все же я подозреваю, что дело не просто в чувствах, а в том, какие именно чувства вызывают в тебе те или иные факты. Мне кажется, что ты ужасно злишься на себя.

– Да, злюсь! – рявкает он, широко раскрыв глаза. – Ужасно злюсь! Я стою на развилке и не знаю, какую дорогу выбрать: пойду направо – жить буду скучно и вкалывать с утра до вечера, а налево – стану отверженным. Я-то надеялся и дальше веселиться и хранить от родителей свой скелет в шкафу, однако теперь вряд ли так смогу. Ко всему прочему, отец ждет, что я стану работать в его фирме, а меня туда совсем не тянет. Вот такие неприятности нарисовались.

– В какой области права работает твой отец? – спрашивает Белинда, забирая истерзанную слойку с тарелки перед Майклом и отламывая от нее кусок.

– В основном его фирма занимается сделками по недвижимости – составляет документы, оформляет передачу прав. Не таким я представлял себе будущее.

– Звучит дерьмово, – поморщившись, признает Белинда. – А как ты представлял свое будущее?

– Ну, не знаю. Хотел стать эксцентричным миллиардером!

– Похвальная цель. Но если сразу не получится, возьмись за что-нибудь другое. Тебе вовсе не обязательно сопровождать сделки по недвижимости. В моей конторе дело найдется. Вступишь в нашу веселую компанию любителей игрушечных глаз.

– В компанию? Я думал, ты работаешь одна.

– Ну да, но, как и бедняга О’Донохью и его таинственные сыновья, я считаю, что пора завести настоящего партнера, как сказано в названии. Ты мне подходишь.

Майкл таращится на Белинду, переводя пристальный взгляд с ее пирсинга в носу на футболку с надписью Moss Pride и прилипшие к подбородку крошки, и наконец выдыхает:

– Что? Ты серьезно? А чем ты занимаешься?

– Поглощениями и слияниями корпораций из списка футси 100[18].

– Ха-ха, так я и поверил.

– Надо же, видишь меня насквозь! Честно говоря, дела все больше мелкие: перепалки между хозяевами и арендаторами, апелляции по льготам, иногда попадаются иммиграционные случаи, несправедливое увольнение. Криминальные дела не беру, потому что, как ты прозорливо заметил, я борец за социальную справедливость. Мне не накопить на домик на юге Франции, не снять огромный офис и не нанять секретаршу в узкой юбке, однако на жизнь хватает и без работы сидеть не приходится. Ну и, что немаловажно, я получаю удовлетворение от сделанного. Большую зарплату предложить не могу, но опыт гарантирую, к тому же над офисом есть квартирка. Решать тебе, но не отказывайся сразу, подумай.

Скрестив руки на груди, Майкл задумчиво смотрит вдаль.

– Знаешь, а может, и мне подойдет узкая юбка… – наконец произносит он.

– Ну да, и пригласи родителей взглянуть, где ты работаешь, – убьешь двух зайцев.

– Я бы перефразировала, – вмешиваюсь я, – так вы убьете двух родителей одним ударом. С ними одновременно случится сердечный приступ.

Мы улыбаемся, и хорошее настроение возвращается. Наше странное путешествие приносит неожиданные плоды, новые знакомства меняют по крайней мере одну судьбу.

– Большое спасибо, – говорит Майкл. – Я обязательно подумаю. И об этом, и о другом. Я кое с кем недавно познакомился. Ничего серьезного, пока мы только разговариваем.

– Разве не у всех так? – спрашивает Белинда.

– Не прикидывайся старухой. У тебя сын-подросток, ты знаешь, что я имею в виду. Так вот, у нас пока ничего серьезного. Но может быть, однажды… Он такой открытый и гордый, а я… ни то, ни другое. Наша поездка, конечно, заставила меня кое о чем задуматься, тут не поспоришь. Пожалуй, в моей жизни не обойдется без скорых перемен.

– Представляю, как тебе страшно, – отвечает Белинда, возвращая ему половинку слойки.

– Да. Но ничего. Я выговорился, и мне гораздо легче. К тому же мне предлагает работу юридическая корпорация… ну да ладно. Что у нас дальше по плану, дамы-детективы? Какие улики нам предстоит рассмотреть под лупой?

Вздохнув, я кладу на стол рюкзачок с Дорой-путешественницей. В нем хранятся письма, открытки от Джо, фотографии и драгоценная щетка, которой расчесывала локоны Грейси, и другие памятные вещицы, оставшиеся от моей малышки.

Мы с Джо развеяли ее прах в парке – я хорошо помню тот пронизывающе холодный день в начале февраля. Мы выбрали местом ее последнего упокоения парк, потому что Грейс очень любила там гулять, и мы с ней разыграли среди деревьев все приключения Доры-путешественницы.

Однако, если честно, я очень плохо помню все связанное с прощанием и