похоронами дочери. Физически я была здорова, но в голове царил туман, и назвать мое состояние нормальным не было ни единой причины. Я даже не помню церемонии прощания, о которой упоминает в последнем письме мама. Перед глазами встает странная картина – крошечный белый гробик с золотистыми ручками. В памяти не сохранилось ни поглотившего меня горя, ни пролитых слез, ни мучений, через которые прошел Джо.

Скорее всего, уже тогда моя психика начала рушиться, падали невидимые стены, хороня под обломками остатки разума. Возможно, Белинда лучше помнит день прощания, и при случае я ее об этом расспрошу.

Касаясь гладкой лиловой рукоятки детской щетки для волос, я едва сдерживаю слезы – так ясно вспоминается пухлая ручка Грейси, которой она сжимала щетку, расчесывая волосы перед сном, «как принцесса», сидя у меня на коленях в розовой пижаме в горошек. Те минуты вспоминаются так живо, что я снова ощущаю маленькое тельце на коленях, пальцы помнят нежную кожу детских щек, а руки приятную тяжесть засыпающей малышки. Грейси всегда так восхитительно пахла – детским шампунем и солнцем.

Дождавшись, пока наваждение рассеется, я вынимаю из рюкзачка нужные артефакты и беру себя в руки.

Перед нами почтовая открытка, вместе с которой пришла и жевательная резинка в сентябре 2008 года. В этом поздравлении Джо говорит, что будет рад, если без него я буду жить счастливо. Мне больно читать эти слова, да и Белинда морщится, когда я кладу послание на стол лицевой стороной вниз. На открытке изображен лондонский Тауэр и бифитер крупным планом.

Потом я выкладываю поздравительную открытку с подписью «папочка Джо-Джо», которую он отправил на девятый день рождения Грейс – почтовый штемпель с индексом северного Лондона смазан, поставлен в октябре.

Следующая – еще одна открытка для Грейс, отправленная годом позже, – между этими посланиями больше ничего не было.

Всего за несколько недель со мной случилось так много, представляю, сколько всего изменилось в жизни Джо за год.

Судя по почтовому штемпелю, последняя открытка была отправлена на следующий день после дня рождения Грейс и пришла, конечно же, с опозданием. Мама, наверное, ждала этого письма, чтобы спрятать его и положить к остальным, тревожилась, когда открытка не пришла вовремя. Интересно, вздохнула ли она с облегчением, когда письма и открытки перестали приходить, или отчасти жалела об этом – ведь в последнем письме она приоткрыла мне другие мысли и чувства?

Ответа мне никогда не получить, и я вместе со всеми склоняюсь над уликами на столе.

Дата отпечаталась четко, а вот почтовый индекс смазан. Хотя если приглядеться, то можно увидеть еще кое-что: на открытке стоит штемпель в честь семьдесят пятой годовщины Пайнферта, какого-то района или организации.

Никто из нас о Пайнферте не слышал, и Майкл с энтузиазмом гуглит информацию, а Белинда рассеянно повторяет то, что я делаю с тех пор, как нашла эти открытки, – гладит строки, написанные рукой папочки Джо-Джо.

– Так, слушайте! – объявляет через несколько минут Майкл. – Пайнферт находится в Мидлсексе – это деревня, выросшая до городка. В Википедии написано – а они врать не станут, – что в Пайнферте есть две церкви, приходской совет и сыроварня. Еще есть железнодорожная станция и вполне приличные дорожные развязки, а больше, в сущности, ничего и нет, кроме… Ой! Ой, нет!

– Что там? – одновременно восклицаем мы с Белиндой и подаемся к Майклу.

Отмахнувшись, он читает так долго, что своей медлительностью ужасно нас злит.

– В Пайнферте есть еще одно заведение, о котором стоит упомянуть, – наконец говорит он, смущенно глядя на нас и кусая губы. – Тюрьма.

Глава 27

Мы возвращаемся к Эндрю и собираемся в идеально опрятной гостиной, ходим по кругу, пытаясь понять, что же произошло с Джо.

– Там есть тюрьма, но это еще не значит, что Джо в нее угодил, – говорит Майкл. – Из ваших рассказов ясно, что преступником он не был, верно? Несмотря на трудное детство, я не представляю, что могло бы привести его в тюрьму. Нормальных людей вроде Джо за решетку не отправляют…

Я, конечно, не все в этой жизни повидала, но даже мне в словах Майкла слышится наивность и доверчивость юности.

– Все не так просто, Майкл, – фыркнув, произносит Белинда. – Не знаю, что там произошло, но иногда люди попадают в тюрьму без веских на то причин. Некоторые совершают неожиданные поступки. А некоторых к тому вынуждает жизнь.

Я молча киваю. Конечно, надо верить в лучшее, но и хотя бы рассмотреть другие возможные варианты.

– Давайте выясним все наверняка, – наконец выговариваю я. – Не будем давать волю воображению.

Легко сказать, однако мое воображение уже вырвалось на волю. Перед глазами одна за другой мелькают картины: Джо в тюрьме за преступление, которого не совершал, драки в душевой, заточки из зубных щеток – я будто просматриваю все страшные фильмы о тюремной жизни.

К счастью, Белинда куда практичнее и прекрасно держит себя в руках. Может, она и не занимается уголовными делами, но с некоторыми преступниками наверняка знакома.

– Я позвоню Лиаму, – ни с того ни с сего произносит она.

– Лиаму? – эхом отзываюсь я. Мысли в моей голове движутся со скоростью старого модема.

– Ну да, Лиаму. Он полицейский. Поможет нам что-нибудь раскопать.

– А разве так делают? У них же… правила?

– Наверное. Но он попробует. Ради меня. Ради Джо. И потому, что у него шариков в голове не хватает.

Какие знакомые слова! Еще несколько секунд размышлений – и я вспоминаю, где их слышала.

– Это тот самый Лиам, который жил в Шайке чокнутых? Это он сжег садовый домик у моих родителей?

– Да, тот самый, – усмехается Белинда. – Лиам был белой вороной в приемной семье и в конце концов примкнул к противоположному лагерю. Парень всегда был благодарен Джо за предупреждение, за уверения в том, что у Лиама своя судьба. К тому же Джо не выдал Лиама после того случая со сгоревшим домиком. Некоторым нужен советчик, лидер, за которым можно пойти, понимаешь? И мальчик, к счастью, прислушался к Джо, а не к вороватой семейке и теперь работает в полиции, а не сидит в тюрьме. Джо пришлось многое пережить, сопротивляясь влиянию отчима, и я знаю, как дорого он заплатил за свой выбор. За решение жить честно и идти своей дорогой. В Шайке чокнутых с ужасом смотрели, как Джо обратил на честный путь еще одного из приемышей – и тот нашел достойную работу.

– В полиции Лиам до сих пор на низших должностях, – продолжает Белинда, – и вряд ли