— Дим, не надо… Наташка родила, все хорошо, мне пора домой.

— Маринка, не уходи. В такую ночь нельзя уходить! Будем Юльке ножки обмывать!

— Димка! Ты же обещал мне больше не пить!

— К черту! Наташка сегодня родила! Значит — все можно этой ночью!

Голубева на мгновение заколебалась. Коньяк ударил в голову, Димкино присутствие снимало все запреты.

— Но у меня же Илюшка дома, там Матвеевна… Она просила не задерживаться.

— Пошли к Матвеевне! Я ей сам все объясню. Скажу, что сестра моя, Наташка, родила! Идем!

Он взял Маринку за руку и фактически потащил за собой к двери. Голубева не стала упираться. Чтобы сократить путь, они пошли мимо школы, в которой когда-то учились.

— Ты помнишь? — Димка вдруг остановился и посмотрел прямо перед собой. — На этом стадионе ты меня столько раз ждала после игры… А я иногда сбегал от тебя. Такой дурак был!

— Помню… — Глаза Маринки подернулись легкой грустью.

— Но все изменилось! Сегодня я тебя никуда не отпущу! Идем скорее к твоей Матвеевне! — И он снова потащил Голубеву за собой.

Старуха Матвеевна не спала — в домике на окраине горел свет.

— Ты подожди здесь… — нерешительно сказала Маринка. — Я сейчас.

— Только скорее! Я не могу больше ждать!

— Дим, может, не надо?.. Возвращайся домой, ложись спать.

— Иди! Если не вернешься через пять минут — приду и заберу тебя силой!

— Вот еще!..

Голубева, стараясь не шуметь, быстро открыла входную дверь и проскользнула внутрь.

— Ну наконец-то! — послышался скрежещущий, недовольный голос Матвеевны. — Ты где была-то! Я тебя заждалась уж…

Маринка помялась у двери, не решаясь ничего ответить. По ее губам гуляла дурацкая улыбка. Матвеевна подняла близорукие глаза и прищурилась:

— А что это ты счастливая такая? Стоишь и не проходишь?.. Али собралась еще куда?

— Да я… Я зашла сказать, что сегодня ночью не вернусь. Чтобы вы не беспокоились… Отпустите меня? Только один раз? Я очень прошу…

Матвеевна изумленно посмотрела на Голубеву, которая стояла вся красная, опустив глаза в пол.

— Ты в своем уме, деточка? Ты что же делаешь?

— Я потом все объясню, Матвеевна, миленькая! Посидите сегодня с Илюшкой! Он вас еще не сильно утомил? Если что, я его с собой забрать могу…

— Ты мать или зайчиха? Еще чего не хватало! Спит спокойно твой Илюшка! А ты что, с Димкой со своим, что ли, загуляла? — с любопытством спросила старуха.

Маринка кивнула и покраснела.

— Ох, не доведет тебя до добра этот Соловьев! — покачала головой бабка. — Любишь ты его, деточка.

— Люблю!

— Весь город смотрит, как он к тебе таскается. Будет скандал скоро. Ты бы определилась уже: или туда, или сюда. Он человек женатый, и ты замужем. Ладно, иди! Дело молодое, понятное. Только постарайся, чтобы вас вместе хоть ночью не видели. А то потом не оберешься хлопот…

— Спасибо, Матвеевна! — Маринка обняла старуху за плечи.

— Ладно-ладно. Только не пропадай. Про сына не забудь. И платок накинь, а то простудишься!

Голубева сдернула с вешалки платок и быстро выскользнула из дома. Казалось, Илюшка может проснуться от стука ее сердца.

— А я уже думал, ты не придешь, — протянул Димка.

Маринка подняла на него глаза. Соловьев окончательно потерял контроль над собой, резким движением прижал ее к себе и поцеловал. Земля снова закружилась у них под ногами. Сколько они целовались — бог весть. В какой-то момент Димка поднял подругу на руки и, продолжая целовать, понес по улице.

— Ты что, ты же устанешь! Я тяжелая! — пробовала возмутиться Маринка, но Димка не отпускал ее из рук.

— Пушинка! Принцесса моя!..

Когда добрались до квартиры, Маринка была уже в полубессознательном состоянии. Женское естество, дремавшее в ней много лет, вдруг проснулось и заявило о себе в полный голос. Это казалось одновременно удивительным и страшным. Вспоминая потом о событиях этой ночи, Голубева не могла воскресить ни единого эпизода их любви: все смешалось настолько, как будто в пламени страсти переплелись и взлетели не только тела, но и души.

Очнулась она только поздно утром, медленно, с нежеланием возвращаясь из сладкой истомы. Все тело непривычно болело.

«Господи, как там Илюшка?» — резанула ее первая мысль.

Она вскочила и начал лихорадочно одеваться. Димка еще спал, разметав по сбитой простыне красивое, смуглое тело. Еще минуту Голубева смотрела на него, не в силах оторваться. Потом превозмогла себя и стремглав выбежала из квартиры, чуть не сбив с ног изумленную соседку по площадке.

Когда Маринка вернулась к себе, Матвеевна сидела на лавочке возле дома. Илюшка играл в траве рядом с ней.

— Ну что, нагулялась? — спросила старуха укоризненно. — Ребенок без тебя уже извелся весь.

Маринка подбежала к сыну и прижала его к груди:

— Мой маленький, мой хороший! — Она плакала, размазывая по щекам слезы. — Прости маму! Мы уезжаем, сегодня же!

— Да не пори ты горячку! — спокойно сказала Матвеевна. — Ребенок-то тут при чем? Разбирайся во всем сама… От своих проблем не убежишь.

— Этого не будет больше никогда! Илюшенька, клянусь, никогда!

— Не зарекайся, красавица. Ох не зарекайся… Глубоко тебя затянуло-завертело, не знаю, выплывешь ли, — протянула Матвеевна и ушла в дом.

На самом деле, наверно, нужно было ей уезжать в тот день. Бежать из Петровского опрометью, не оглядываясь, чтобы никогда больше не вспоминать даже о той ночи. Но Маринка не смогла этого сделать. Безумная волна страсти, которую она почувствовала в себе, не отпускала Маринку все лето. Уже не прячась, почти каждую ночь они встречались с Димкой, и все начиналось по новой. Если дома были родственники его жены, они встречались на полянке у реки, или дома у Димкиных друзей, или в старом детском саду. Их обоих неумолимо несло к страшному водовороту, но остановиться было невозможно. А потом вдруг вернулась Светка — и все закончилось.

Маринка в порыве страсти как-то даже забыла о существовании Димкиной жены. То есть, отдаваясь Соловьеву, она уже приняла для себя все решения и была уверена, что так же рассуждает и он. К тому же ей вскоре стало понятно, что она беременна. Маринка дожидалась какого-то специального торжественного момента, чтобы сообщить Димке об этом радостном событии — и вот дождалась.

Однажды Соловьев пропал на несколько дней. Маринка с ног сбилась — искала его. Звонила ему домой, но никто не снимал трубку. Пришла к подъезду, постояла под дверью — никого. Потом вышла Димкина соседка, та самая, которая стала нечаянной свидетельницей их самой первой близости.