— Простите, вы Диму Соловьева из пятнадцатой не видели? — робко спросила Маринка.

Соседка смерила ее взглядом, полным презрения, и произнесла громко, нараспев, так, что услышали, наверно, все жильцы дома:

— Как только наглости приходить сюда еще хватает! При живой жене! Бедная Светка! Вернулась, а тут такое творится!

Голубевой показалось, что ее ударили наотмашь. Она побагровела и убежала. Димка появился у нее только через три дня. У него было сильно помятое лицо.

— Привет! Сделай мне кофе, а!

Опухшая от бессонной ночи, заплаканная, Маринка как раз собиралась вывести Илюшку на улицу. Сидевшая рядом Матвеевна с любопытством наблюдала эту сцену.

— Я отведу! — понимающе сказала она. — Вы тут поговорите.

— Где ты пропадал? Как ты мне можешь все объяснить? Я извелась вся, ночей не спала! — накинулась на Соловьева Маринка, как только за Матвеевной закрылась дверь.

— А что я должен тебе объяснять? — искренне удивился Димка. — Ты не представляешь даже, что произошло. Светка вернулась!

— Я знаю, — мрачно сказала Маринка.

— А че тогда спрашиваешь? — обиделся Димка. — Так вот, ей там что-то про нас настучали. Соседка наша, кажется. Светка теперь как мегера. Пришлось ее ублажать эти дни. Как только она ушла на работу, я сразу к тебе…

— Ах, ублажать!

— Ну да. Она мне скандалы устраивала. Но я-то знаю, что бабе нужно… Ты нальешь мне кофе или нет? Башка раскалывается. Ты что, опять плачешь?

Из последних сил налила она ему кофе и зарыдала взахлеб, опустив лицо на ладони. Удивленный Димка неловко пытался ее утешать. Это было невыносимо.

— Но как же теперь мы с тобой? — сквозь слезы прохрипела Маринка.

— Нормально все, ты не плачь, глупая. Сейчас все успокоится, буду к тебе опять прибегать. Ничего же для нас не изменилось…

— Изменилось, Дима! Я беременна!

— Что? Ты? — Соловьев изменился в лице. — От кого?

— От тебя, родной, от тебя!

— Что же делать? — запаниковал Димка и вскочил с места. — Что теперь будет? Ты же не собираешься все испортить?

— А вот что будет. — Маринка взяла себя в руки. — Я решила уехать в Москву послезавтра. Ты подумай хорошенько… Если ты хочешь этого ребенка, хочешь остаться со мной — приди, скажи. А если нет… Тогда я сама все сделаю.

— Нет… Но как же так? — На Димке лица не было. — Я же не могу…

Он пулей вылетел из кухни. Только дверь в сенях хлопнула. На столе остался дымиться крепкий кофе, к которому он так и не притронулся…

Он больше не пришел ни в этот день, ни на следующий. Маринка как в тумане собрала вещи, взяла Илюшку и уехала в Москву. Состояние у нее было такое, что хотелось повеситься. Только тихое лопотание ребенка удерживало от этого шага.

Всю дорогу в Москву Маринка проплакала. За ней внимательно наблюдала сидевшая напротив немолодая женщина.

— Вам плохо? — спросила она наконец.

Маринка утвердительно кивнула. Слово за слово, Голубева рассказала ей свою печальную историю. Надо делать аборт, но в районную больницу идти нельзя — там дикие очереди, да вдруг еще муж узнает… А в других больницах никого нет знакомых, и вообще, непонятно, как это делается.

— Я вам помогу, — неожиданно сказала женщина, — позвоните мне завтра с утра. Меня Мария Петровна зовут.

Маринка взяла у нее телефон и поблагодарила. В такой ситуации любая встреча как знак судьбы.

На вокзале жену встретил недоумевающий Голубев.

— Ты такая странная, — сразу начал ворчать он, — прошлым летом не вытащить тебя оттуда было, сейчас еще август не закончился, а ты уже тут. У тебя семь пятниц на неделе. Неужели надо было делать все вот так стремительно? Я бы приехал, забрал ребенка… И вообще, ты чертовски плохо выглядишь!

— Я себя не очень хорошо чувствую…

Больше ей сказать мужу было нечего. Как только приехали домой, Маринка уложила ребенка и сама легла спать. Павел Иванович попробовал выказать ей свое мужское расположение, но жена оттолкнула его, и ему стало не по себе:

— Ты что?

— Я же сказала, — взвилась Маринка, — я плохо себя чувствую. А ты тут еще лезешь… Отстань!

Она отползла от него в другой конец кровати и свернулась клубочком. Голубев немного повздыхал и уснул. Маринка не спала целую ночь, осмысливая произошедшее с Димкой.

Наутро, как только муж ушел на работу, она кинулась звонить сердобольной попутчице. Все решения были приняты.

— Мария Петровна, это Марина, мы вчера с вами в электричке познакомились, помните? — выдохнула она в трубку.

— Конечно, Мариночка! Вы не передумали?

— Нет! Мне, наоборот, поскорее надо. Муж на работе… Я ребенка соседке оставлю и приеду…

— Приезжайте, деточка!

Мария Петровна назвала адрес. Это был другой конец Москвы, самая окраина. Но Маринке в этот момент было все равно. Она позвонила в дверь соседке и попросила ее несколько часов посидеть с Илюшкой. Та без особого восторга, но согласилась. Уже через два часа Маринка была на месте.

Квартира, адрес которой был указан на бумажке, находилась в старой хрущевке, минутах в пятнадцати троллейбусом от ближайшего метро. Войдя в грязный, вонючий подъезд, Маринка на минуту в последний раз засомневалась, а стоит ли вообще делать то, что она задумала. Неприятное предчувствие холодком пробежало по ее телу. Но все же, помедлив несколько минут, она начала подниматься по ступенькам. Но чем ближе подходила к нужной двери, тем страшнее ей становилось. Наконец она протянула руку и позвонила. Звонок прозвучал хрипло и отрывисто.

— Ах, это вы, Марина! — Дверь открыла Мария Петровна. — Ну проходите, проходите. Сейчас мы быстро все сделаем. Будете как новенькая!

Маринка нерешительно прошла. В квартире пахло спиртом, гнилой картошкой и еще какой-то гадостью. По узкому коридору с трудом протискивались какие-то люди.

— Идите сюда, устраивайтесь! — продолжала щебетать Мария Петровна. — Вы денежки не забыли? Лучше заранее все посчитать…

Маринку покоробило от слова «денежки», но она достала кошелек и отдала то, что у нее было. После этого в комнату вошли две не очень опрятного вида женщины лет сорока пяти. Они стали раскладывать на небольшом столике какие-то страшные железные инструменты.

— А долго это будет продолжаться? — робко спросила она.

— Часа два! — успокоила Мария Петровна. — вы не волнуйтесь так, у нас каждый день такие, как вы, бывают. Все будет хорошо.

— Раздевайтесь и ложитесь! — коротко сказала другая женщина.

Голубевой было отчаянно страшно, но она покорно легла. Один укол в вену — и она перестала понимать все, что с ней происходило дальше. Некоторое время она еще слышала словно издалека какие-то голоса, металлический звон, а потом и это закончилось.