Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Худогубкин, выпучив глаза, медленно, без резких движений поковылял к избе.
В реальности с неба начали капать редкие капельки не очень холодного осеннего дождя. Бедный Тощий считал, что на него падают кусочки льда. Причем, кусочки такого веса, что казалось, вот-вот они придавят его к земле.
Между тем к избе приближалась белка Иван. Она думала, что, наконец, ушла подальше от ненормальных туристов, но нет — на её пути встретился Тощий, который волок ноги, словно зомбированная черепаха. Парень то смотрел куда-то на чердак избы, то глядел вправо, то влево, по сантиметрам перетаскивал одну ногу за другой. Белка Иван подбежала ближе, села…
Тощий увидел, что в сумеречном лесу засветились глаза. Вскоре они погасли, но к нему стал приближаться огромный темный силуэт. Коротко вскрикивая, Мишка побежал. Обежал избу раз, второй, третий — входа нет, только стены. Из — за угла вновь появился тот страшный силуэт. Из леса снова подул сильный ветер и не дал Мише отбежать в сторону. Впрочем, ему и не очень хотелось этого делать, тьма — не лучший союзник. Паника паникой, а жизнь дороже. Тут, как по волшебству, в нескольких шагах Тощий разглядел топор, схватил его, присел и приготовился защищаться.
Тем временем в реальности, за всеми этими событиями наблюдал уже знакомый вам, дорогие читатели, егерь Франк Эйнштейн. Его немного удивил парнишка, который держал в руках валенок и кричал на одноухую белку.
Силуэт приближался к Тощему… И тогда он запустил в него «топором», попал белке Ивану в лоб и вновь пустился в бега. Наконец, сознание позволило ему отыскать вход внутрь избы. Егерь к тому времени привязал корову к дереву и направился в дом вместе с собакой, чтобы наказать негодяя, забравшегося в его жилье.
Собачий лай показался Мише воем оборотня, который он ранее слышал возле одинокой рыжей скалы. Да-да, дорогие друзья, ночью, под действием грибов, бедняга бегал от оборотня. Страх так сильно завладел Тощим, что он решил не бежать к двери, а ломанулся внутрь через окно — так ближе. Егерь опешил. А потом понял, что этот непрошеный гость — скорее всего один из ночных дикарей, что разобрали его сарай. Мужик поспешил в дом.
— Остановись, по хорошему говорю! — крикнул он Тощему.
Внутри избы Мише не стало лучше. Накатила, забытая ещё в детстве, клаустрофобия. Стены и темнота давили на него. Парень стал задыхаться. Прижался к стене и пополз вдоль нее.
Первой в дом через разбитое окно ворвалась собака. Егерь вломился через закрытую дверь, и снес ее по пути.
Рычание собаки, её горящие в темноте глаза, и маньяк в дверном проеме, освещенный луной, довели Тощего до неистовства. Он принялся бросать в них все, что попадалось под руку. Даже вазу с прахом бабушки егеря в него швырнул, хорошо хоть тот не дал ей разбиться — поймал на лету. Однако, летящая следом настольная лампа, попала прямо в вазу — прах все же рассыпался. Автор комедии думает, что нет смысла описывать, насколько зол был после этого егерь. Худогубкин нащупал дверь в комнату, забежал туда. Егерь с собакой кинулись следом. Тощий оглядел комнату: грязное, маленькое помещение с оборванными обоями, испачканными кровью окнами. С обеих сторон висели на гвоздях ржавые топоры и мачете. Не думайте, дорогие читатели, хозяин дома — не мясник, более того, на самом деле комната была вполне уютной: небольшая мягкая кровать, заправлена аккуратно. На вещах — небольшой слой пыли, но только от того, что егерь часто ночевал в охотничьем домике, в нескольких километрах выше поселка Закусь по реке Коноплянке. Разумеется, никаких окровавленных окон в комнате не было и в помине. Мишка прижался к окну и начал искать щеколду, прыгать в окровавленную раму ему не хотелось. В это время в дверном проёме показался егерь с собакой.
— Квазимодо остановил меня в поле, чтобы я не спустил шкуру с одного из дикарей, а теперь… Теперь меня никто не остановит! — зловеще произнес мужик.
— Ааа! — коротко вскрикнул Тощий, схватил со стола бензиновую зажигалку, которую егерь хранил, как память об отце. Выбить огонь ему не удалось. Егерь сделал шаг навстречу. Маньяк в воображении Миши с кривым лицом и одним глазом двинулся к нему. Наконец Худогубкину удалось — над зажигалкой взметнулся огонек, он вытянул руку с ней в сторону мужика.
— Не подходи! — дрожащим голосом закричал парень.
— Положи на место! — заорал егерь. «Отдай мне свои мозги!» — услышал Тощий.
Из-за мужика выглядывала собака с лицом, как бы правильнее выразиться, Йорика. Парень тоненько завизжал, швырнул в егеря зажигалкой, та упала на свернутые в узел занавески — просто егерь собирался их постирать. Ткань вспыхнула, как стог сухого сена.
Пока хозяин дома пытался потушить огонь, Тощий проскользнул за его спиной, залаял на лающую на него собаку. Та от неожиданности прижала уши и пропустила Мишу к двери. Свобода была так близко, однако Мишка Худогубкин, охваченный паникой, на выходе из дома решил обернуться, чтобы посмотреть не преследуют ли его и «БАМ!!!»… Он без сознания перевалился через перила, упал спиной на землю. Ударился, бедняга, о косяк головой.
Дом внутри выгорел основательно. Благо — не дотла, дождь помог, и к тому же, егерь дерево специальным раствором пропитал — сон ему тогда дурной приснился, что дом сгорит, вот и обработал.
Тем временем в поселке Закусь…
Квазимодо до поселка добирался на коне. Однако, на околице, скакун его сбросил с седла и куда-то ускакал самостоятельно. От такой неловкой ситуации армянин покраснел, боясь, что его состояние увидят остальные, отвернулся и поспешил к своему дому.
К этому времени баба Соня и вся банда уже пригнали машины в поселок. Невесту Квазимодо отправили к местному кондитеру, Мюррэю Толстикову, который печет отменные сдобные булочки. О качестве его булочек говорили вес и объёмы кондитера — пузико его с трудом проходило через дверной проём его же магазина. Нину отправили туда в качестве наказания — выносить помои, подметать пол, мыть посуду и делать прочие бытовые дела. Да и жара на кухне у кондитера стояла просто невыносимая. И потом, Квазимодо был уверен, что под присмотром кондитера, Нина никуда и ни с кем не сбежит — больно острый у того был взор. Один большой минус — невеста Квазимодо при таком наказании начинала толстеть вслед за Мюррэем.
Обстановка в посёлке вызывала у Романа Александровича смешанные чувства. Казалось, обычная благоустроенность рядового поселения в российской глуши. Но люди в нем будто бы убедили себя,