Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юля ерзала, приложив к голове лед, завернутый в тряпочку. Кира хрустела пальцами. Роман старался не смотреть ни на кого из участников похода — ему было стыдно. Эдкевич просчитывал в уме логарифмы, выстраивая проект незаметной кражи своего фотоаппарата, который бабка положила в сейф в другом конце гостиной. Ну, а Тощий… Тощий опять забыл, где оставил Йорика.
Нина, не обращая внимания на посторонних, уселась на колени Квазимодо. Роман успел заметить на лице грозного маленького армянина страдание — нелегкую невесту он себе нашел, явно не пушинку.
— Прямо все сходится: армянин в красных мокасинах, — невпопад пошутил Эдкевич, — точнее, в галошах.
— Шутить вздумал? — взревел Квазимодо, но тут в дом вломился хозяин особняка Аддамсов — мужик с огромной, рыжей бородой. Запыхался, отдышался и рассказал, что решил помочь кузнецу и дворнику, пошел вместе с ними в лагерь дикарей. На месте они увидели, как суровый мужик, прямо в их присутствии выхлебал из фляги спирт, а потом сделал предупредительный выстрел в белку на дереве — промахнулся. На дворника упала утка.
— Я ведь вам говорила… — тихо пробормотала Элина и отвела взгляд от бабки.
— Тихо! — рявкнула баба Соня.
— А что тихо? Что тихо? — вмешалась Кира. — Мы здесь по вашему требованию, пусть и не в полном составе. Что вам ещё с чисто русским армянином надо?
— Я!.. — не смогла договорить бабка.
— Кстати, Роман Александрович, — снова прервала ее Кира, обратившись к Валенову: — Вот ваши штаны, забыла совсем про них, — девушка передала ему одежду, руководитель взял, не поднимая головы и остался сидеть в труселях.
— Ваш этот самый Рррроман!.. — хотел было вмешаться Квазимодо, но невеста прервала его.
— Пёсик, ну хватит, не начинай! — попросила она.
— Пёсик? — захихикала Кира. Лея улыбнулась. Эдкевич засиял от удовольствия, он надеялся, что сейчас конфликт сойдет на «нет» и он сможет незаметно выкрасть свою камеру.
Но бабка, понимая, что её внук опять дает слабину, уходить в сторону от конфликта не стала. Она не могла смириться с тем, что один из дикарей продолжил буйствовать и выводить из строя её людей, да ещё и утками! Соня Бельмондо, не отвечая на доводы туристов об их безобидности, повернулась к рыжему бородатому мужику, который наглым образом стянул со стола графин с водой, и приказала собрать всех, не занятых на работах людей, чтобы привести в посёлок главного бунтаря. Мужик кивнул и испарился.
— Ну, я предупредила, — развела руками Кира.
— Думаю, он будет счастлив новым клиентам на своем столе, — хмыкнул Эдкевич.
Все уставились на него.
— Что? — развел руками Сергей.
— Дамы, может быть, я не вовремя, но… Кто этот парень? — спросил Тощий у девушек.
Эдкевич приуныл…
Лагерь…
Могильников храпел в своей палатке, как морж во время спячки. Дарьян с простреленной попой храпел в своей.
Из посёлка в лагерь по приказу бабки направились человек двадцать. Двое самых агрессивных, шли впереди, кричали, вызывая дикаря на бой и высказывали неприличные предложения в его адрес. Однако, хозяин дома семейки Аддамс призвал коллег-завоевателей утихомирить пыл, указывая на то, что объект преследования — кадр весьма и весьма импульсивный. Настолько импульсивный, что от его импульсов даже похолодало вдруг…
Незваные гости осторожно вошли на территорию лагеря, увидели торчащую из длинной рыбацкой палатки ногу, одетую в дырявый носок. Часть селян кинулась приводить в чувство односельчан, лежавших без сознания после физического контакта с патологоанатомом. Двоих нашли, а от третьего на месте остались лишь вилы.
А Рыжий бородач, схватив лопату покрепче, и еще двое двинулись к палатке, прислушиваясь, спит ли дикарь внутри. Но и спящим Могильников находился в полной боевой готовности. Он лягнул мужика своей огромной ступней сорок восьмого размера и оставил на лице бедолаги отпечаток протектора. Из носа рыжего мужика пошла кровь. Мужики прыснули в стороны: кто — в пустые палатки, кто — за деревья. Бородач выронил лопату и скукожился от страха, зажмурился, потом приоткрыл глаза — нога так и торчала из палатки. «Не, все-таки, спит» — решил рыжий и снова подобрался к палатке, вытерев нос о рукав грязной телогрейки. Приподнял тент — точно спит. Оглянулся, помахал рукой, подзывая остальных.
Мелкими перебежками мужики добрались до палатки. Если вы подумали, дорогие читатели, что селяне поколотили спящего человека, то вы в корне неправы, это не соответствовало моральным принципам местных мужиков. Они приняли весьма компромиссное решение — притащить Могильникова в деревню спящим, пусть с ним Квазимодо и Бельмондо разбираются. Рыжий предложил предварительно пошуметь, потрясти палатку, чтобы понять, насколько крепко спит дикарь. К несчастью нападавших, лысый мужик в этот момент, выронив пачку папирос, нагнулся, пошатнулся и упал прямо на палатку. Все оцепенели. Решили, что смерть с косой прямо сейчас к ним и придет. А, может, и без косы. Однако, из палатки все также слышался храп. Патологоанатом лишь повернулся, придавив собой лысого, и издав при этом какой-то ужасный звук, от которого лысый заорал, вырвался из объятий спящего «чудища» и бросился в лес. Остальные снова спрятались за большую синюю палатку девушек.
А Могильников по-прежнему сладко спал, причмокивая и похрапывая. Его спирт так не убаюкивал, как чай с маминым ежевичным вареньем. Убаюкивала не столько сладость, сколько тёплые воспоминания о маме, которая покинула наш мир несколько лет назад. Поэтому ложка варенья усыпляла патологоанатома лучше любого снотворного, согревая душу.
Немного успокоившись, мужики смастерили из подручных материалов подобие носилок, аккуратно поместили на них Могильникова и… уронили — ручки носилок с одной стороны оборвались. Дикарь упал головой вниз. Двое, что его держали, зажмурились от ужаса, остальные опять разбежались. Но Могильников спал и улыбался.
В общем, патологоанатома все же удалось унести, и Дарьян остался в лагере один, продолжая постанывать во сне.
Закусь…
Пока Могильникова несли в посёлок, Квазимодо спорил с туристами, а точнее — с Романом Александровичем. Спорил обо всем подряд. Дебаты выглядели весьма смешно: глава изрекал заведомо ошибочные суждения касательно группы туристов: причислял их то к банде наркоманов, то сутенеров, то тунеядцами называл. Роман пытался его переубедить. Вежливо. Остальные молча наблюдали за происходящим. Несколько раз в разговор вмешивались Элина и Кира, уговаривая Квазимодо их отпустить. Элина, к тому же, предлагала выполнить какую-нибудь «черную» работу, чтобы загладить вину перед жителями поселка. Но горячий спор двух капитанов, в котором Роман уже обвинял Квазимодо в том, что когда-то некий горбун украл из сада его бабушки яблоню, остановить было невозможно. Даже невеста, изобразив удар мизинцем об угол тумбочки, перестала вмешиваться