И только подъезжая к Ис, она наконец поняла чего. Не хватало Лукаса. Она видела его всего два раза, минуты четыре, не больше. Первый раз он не впустил ее к королеве. Во второй – выходил из кухни, когда она шла туда утром забрать положенный посыльным паек: печенье и орехи.

– Доброе утро, доктор, – ехидно поздоровалась она, повстречав его на грязной тропке.

Он улыбнулся ей не останавливаясь.

Вот и все. Пустяк, в общем-то.

Но Эсмеральда, выучившись замечать каждую рытвину на каждом поле, научилась читать и лица. После тяжкой ночи лицо Лукаса было открыто нараспашку, и она прочла в нем немало противоречий. Мягкий и неуступчивый, смешливый и серьезный. Шел быстро, но не спешил, притом шагал враскачку. Бывший моряк? Высокий, сильный, широкоплечий, за волосами не следит… Точно, моряк.

Она сама не заметила, как въехала в городские ворота Иса. Доставив все письма, она поднялась в жалкую мансарду, которую снимала над трактиром на главной площади. Бросила сумки в угол, сняла ремень и форму в цветах Центра, заглянула в шкаф за горбушкой хлеба и обрадовалась, найдя еще и сыр.

Эсмеральда ела, стоя перед слуховым окном, в которое прошлой осенью наблюдала, как ливень разогнал королевскую процессию. Королева в красивом расшитом плаще мчалась, как газель, и тянула короля за руку. Площадь вмиг опустела. И только какой-то рыжий слуга остался стоять под дождем с недовольным видом. Все проплывало у нее перед глазами в мельчайших подробностях. И вдруг она вспомнила: Лукас тоже был там, он был с ними. В форме королевской стражи. Шел первым, коса била его по лопаткам, и спина у него была мокрая. И кто же он такой? Врач? Стражник? Моряк?

– Хватит, Эсме, – рассердилась она и нарочно набила рот, откусив от горбушки побольше.

Тем временем во дворце Мириам проживала свой первый день на земле. Лукас посоветовал держать ее подальше от сквозняков и никому, кроме родителей, к ней не приближаться. Грудь Эмы и руки Тибо были всей ее вселенной. Что до череды подарков, то стражники принимали их и складывали стопками в гардеробной. Пока что их дарили обитатели дворца и порта, но в ближайшие дни они потекут со всех концов острова, а после – изо всех Северных земель.

Среди прочего Симону в руки попала маленькая кедровая коробочка, анонимно адресованная Эме. Он счел ее достаточно необычной, чтобы передать Тибо. Внутри лежали два шарика нефритово-зеленого цвета и плохо накорябанная записка:

«Тонизирующее. Один в день, ровно в полдень».

– Тонизирующее? – удивился Тибо. – Один в день, ровно в полдень? Что это вообще…

Он принес коробочку в комнату.

– Эма? Ты знаешь, откуда это?

Эма положила коробочку на колени и молча прочла записку. Потом обменялась взглядом с Лукасом, который как раз осматривал маленькую принцессу. Лукас тут же отвернулся. Видя их теперь всех троих вместе, он никак не мог отогнать мысль о грядущем равноденствии, которое их разлучит.

– Ладно, выбросим-ка это от греха подальше, – решил Тибо.

– Тонизирующее мне не повредит, – возразила Эма.

– Скажу подать баранью ножку. Можно даже ровно в полдень, хочешь?

– Зеленый шарик меня больше прельщает.

Тибо забрал коробочку.

– Беру твои тонизирующие шарики в заложники, пока не скажешь, от кого они.

Эма вскинула голову.

– От Сидры.

– От Сидры?! И куда она лезет, эта Сидра? Насколько я знаю, с тех пор как мы приплыли в Краеугольный Камень, она и словом с тобой не обмолвилась.

Эма опустила глаза: сейчас они поменяют цвет.

– Это дар уважения королевы королеве.

– И ты ей доверяешь? Этой ведьме?

– Не в доверии дело…

Рассерженный Тибо швырнул коробку на диванчик.

Крышка щелкнула, Мириам проснулась.

– Не сердись. Пожалуйста.

Голос у Эмы ослаб. Лукас чувствовал, он лишний, однако ему было что сказать.

– Сир, – решился он.

– Это тебя не касается, Лукас.

– Позвольте, сир… Королева Сидра вылечила Амандине язык, а Матильду исцелила от кашля.

Тибо воздел руки к потолку.

– Теперь она, значит, целительница! Может, еще скажешь, что она левитировать умеет?

– Простите, сир, не улавливаю связи.

– Ее и нет. Просто похоже, кто-то у нас на острове умеет левитировать, и я твердо намерен его найти. А что касается Сидры… Ты правда считаешь, что Эме можно глотать ее пилюли?

– Доверять Сидре или нет, решать не мне, сир. Я лишь говорю, что она умеет лечить.

А еще Лукас знал, как знала и Эма, что здоровье Мириам – а значит, и кормящей ее матери – в интересах Сидры. Но больше он ничего не сказал. Наоборот, вышел как можно скорее, оставив Тибо расхаживать по комнате взад-вперед.

– У меня от тебя голова кружится, – пожаловалась Эма.

Тибо остановился, подошел к ней и присел рядом на пол, прижавшись головой к коленям.

– Прости.

– Ты устал, Тибо.

– Ты тоже.

– Хочешь, поделюсь с тобой тонизирующим?

– Нет, спасибо. Просто… Я боюсь, Эма. Боюсь за Мириам. Все время думаю об опасностях, которые ее окружают.

Тибо думал обо всех мыслимых опасностях, кроме одной, самой реальной. Эма не ответила – она положила руку ему на голову и чуть потянула за волосы, как он любил, у самых корней.

Дневной сон Эсмеральды прервал донесшийся снизу крик хозяйки: «Вставай уже! Серьезной работенки привалило!» Посыльная сперва потянулась как кошка и только потом открыла дверь. Вьющиеся волосы всклокочены, мужская рубаха едва прикрывает бедра. Но хозяйка и не такое видывала. Посыльная, по крайней мере, исправно ей платила звонкой монетой за жилье, была всегда при работе и столовалась у нее в трактире. Стало быть, двойная выгода, потому что ест она как бык.

– Большой посылкой пахнет, красавица.

– От кого? Куда? Когда?

– От советниц, в замок, прямо сейчас.

– Спускаюсь.

– Прикрой только зад, дорогуша. У меня тут пятнадцать мужчин обедают. Рагу на дорожку?

– Который час?

– Час рагу.

– Тогда рагу.

– Одну порцию или две?

– Две, – крикнула Эсмеральда из глубины мансарды, натягивая штаны.

Не прошло и часа, как она уже ехала по одной из своих тайных коротких троп, радуясь, что снова окажется во дворце так скоро. В шерстяном одеяле, служившем ей когда постелью, а когда – навесом, лежали подарки принцессе от советниц.

Вечером она вновь ночевала в роскошном крыле для гостей. Комната была в четыре раза просторнее ее мансарды. Из порта долетал свежий бриз с ароматами чабреца и розмарина. По синим арабескам на стене плясали тени деревьев. Ни пьяниц внизу, ни дыма от трубок, ни клопов, ни соломенного тюфяка. Только мягкий матрас, чистые глаженые простыни, в меру тяжелое стеганое одеяло. Удивительно и прекрасно. Посыльная боролась со сном, чтобы насладиться этим подольше. Вот бы эта комната стала ее комнатой, вот бы ей служить при дворе, вот бы…