Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрела на него, он на меня. Расспрашивать мне вдруг перехотелось. Что-то подсказывало, что не стоит. Та решимость, с которой он смотрел на меня, не давала усомниться — что бы ни было там, в прошлом — оно прошлое. Ник погладил меня по голой спине, вдоль ткани платья, которое он придумал специально для сегодняшнего дня. Специально для меня.
— Если уж мы заговорили о будущем, — сдавшись, вздохнула я. Высвобождаться из его рук не стала, только допила шампанское и, не зная, куда пристроить пустой фужер, просто сдавила в пальцах между нами, — у тебя завтра интервью для «ELEGANSO», надеюсь, ты не забыл?
Ник с отвращением поморщился.
— Может, не нужно?
— Нужно, — безоговорочно. — Ты больше не тень, Ник. Ты — Николай Марчелло.
Он коротко выдохнул, поджал губы, выражая всем своим видом отношение к публичности. За прошедшие со дня смерти Виктора месяцы всё изменилось. Мой переезд в Италию, походящий скорее на бросок в неизвестность, чем на обдуманное решение. Я и правда ничего не обдумывала. Прилетев на следующий день после выхода прямого эфира «Точки опоры» просто осталась. Осталась с ним. С мужчиной, попав во власть желаний которого однажды, не смогла освободиться от неё. Потому что его желания стали моими. Я стала не только его музой — я стала его тенью. Каждому гению нужна муза и тень. Другое дело, что он, в отличие от меня, на роль тени не подходил. Потому что тень нужна была ему самому.
Как бы там ни было, справляться со всеми организационными делами без Мико оказалось сложно. Почти ничего не смысля в менеджменте, я решала один вопрос за другим, и в какой-то момент поняла, что могу. Могу быть не просто тенью. Не просто музой — могу быть той, на кого Ник сумеет положиться, не боясь предательства. Удивилась ли я, узнав, чьих рук дело та статья? Нет. Потому что уже знала это. Больше было просто некому. Предательство…
Стоя в объятьях Николая сейчас, глядя на него, я в очередной раз дала себе слово, что никогда между нами не встанет предательство и лицемерие. Я — его муза, его тень, его девочка-осень… Он — мой Бог, мой дьявол и мой бушующий ураган. Богу — муза, дьяволу — тень, урагану… урагану золотая листва.
— Ты с ума сошёл? — смеясь, я едва не бежала за Ником к остановившейся прямо напротив дверей машине. — Там твои гости и…
— К чёрту гостей, — он распахнул дверь и подтолкнул меня в салон.
Я перебралась на другую сторону сиденья, и он сразу же сел рядом. Захлопнул автомобиль и назвал водителю адрес гостиницы. Я облизнула губы и выдохнула, снова оказавшись прижатой к нему. Николай обхватил мою голову.
— Ну что ты смотришь на меня так? — тихо, дотронувшись до его затылка.
— Как?
— Как будто не видел целую вечность.
Губы его искривила усмешка, глаза блеснули. Он пропустил мои волосы сквозь пальцы, распушил.
— Чувство, что так оно и есть.
— Ты понимаешь, что сделал? — потянулась к нему. Улыбнулась в самые губы. — Ты понимаешь, что взорвал мир моды, Ник? Понимаешь?
Шептала между лёгких поцелуев. Прикрыв глаза, гладила его шею, волосы и таяла, чувствуя дыхание на губах.
Он прорычал несколько пошлостей на итальянском. Настолько откровенных, что я смутилась и почувствовала, как тянет внизу живота. На плечи мои был накинут палантин, и Ник стянул его. Швырнул на сиденье и поцеловал меня в плечо. Прикусил и втянул воздух у моих ключиц. Прижался губами. Его жёсткая щетина царапнула кожу, и по телу побежали мурашки.
— Хватит на сегодня моды, — сквозь зубы, целуя в шею.
— И это говорит великий и ужасный Марчелло? — я сипло засмеялась. — Человек-икона стиля?
— Это говорит мужчина, который хочет свою женщину, — ещё раз прикусил кожу.
Я задрожала сильнее. Сглотнула и едва сумела сдержать стон. Каждое его слово отзывалось во мне желанием чувствовать. Чувствовать его ещё ближе. Теперь, когда мы были почти одни, я и сама понимала, насколько хочу разделить момент только на нас двоих. Жадно, не впуская никого третьего в момент триумфа.
Взяв прихваченную с банкета бутылку шампанского, Николай тряхнул её. Размотал проволоку и, опустив стекло, выставил наружу горлышко. Я услышала хлопок, увидела, как брызнуло шампанское, и опять засмеялась. Отсалютовав, Николай отпил прямо из горла и подал бутылку мне. Пузырьки защекотали язык приятной сладостью, через секунду уже сменившейся вкусом поцелуя.
— Ты безумен, — прошептала, опускаясь к его шее. — Просто безумен… И я люблю твоё безумие. Боже, как я его люблю…
— А я люблю тебя, — губы на скуле, опять на губах. Глоток шампанского и ещё один поцелуй, теперь уже глубокий, не оставляющий мне права выбора.
Я обхватила голову Ника и раскрыла рот. Впустила его язык, ответила, коснулась своим. Возбуждение охватило с головой, мелькающие за окном огоньки ночного Парижа слились в туман.
— Ты обещал сводить меня на Эйфелеву башню, — напомнила я. Хотелось столько всего сказать, а получалась какая-то ерунда. Ерунда, которую, я знала, он поймёт. — И Париж утром. Ты ещё не показывал мне Париж… Ни утром, ни ночью. Ты мне ещё ничего не показывал. Только всё требуешь, требуешь…
— Можешь тоже что-нибудь потребовать, — коротко в губы, взгляд в глаза. Нет, не в глаза — глубже, в душу.
Это не был просто взгляд и слова не были просто словами. Я затаила дыхание.
— Не буду, — одними губами. — Только если сам… Если предложишь сам.
Ничего не сказав, он медленно достал из кармана обрывок ткани. Белого кружева с вышитым снегирём и подал мне. Взгляд мой метнулся к его лицу, на ладонь. Облизнув губы, я нерешительно взяла клочок.
— Разворачивай, — приказал.
Я повиновалась. Один
