– А как же Дуняша? – поднимаясь по лестнице, пыталась возразить Дашенька.

– Она уже спит, – заявил князь, остановившись возле нужной двери.

Оказавшись в тёмной прихожей, Сергей Дмитриевич помог девушке снять накидку, но стоило им зайти в комнату, как словно в подтверждение его слов из каморки служанки донёсся богатырский храп.

– Вот видишь, – тихо засмеялся Шелестов.

– Ой, Серёжа, мне так стыдно, – замерла Дашенька посредине комнаты.

Сергей Дмитриевич обнял девушку и, покрывая её лицо поцелуями, потянул к кровати, его сиятельство не волновало осуждение или одобрение какой-то горничной. Понимая, что противостоять мужчине она не силах, Дашенька сдалась на милость безумной страсти.

Дуняша проснулась первой. Сладко потягиваясь, горничная вышла из своей каморки, но взглянув на кровать барышни, вытаращила глаза и в растерянности застыла. Быстро оклемавшись, деваха понимающе улыбнулась и прошмыгнула в прихожую. Стараясь особо не шуметь, Дуняша подбросила в топку дров и поставила греться чайник, но звуки её возни всё же разбудили Шелестова. Не желая потревожить Дашеньку, князь поднялся и, одевшись, тихо подошёл к горничной, возившейся у печи.

– Доброе утро, – прошептал он, и девица от неожиданности вздрогнула.

– Ой, барин, напужали как! – взмахнула она руками.

– Вот что, милая, возьми-ка денег и сбегай в соседний трактир. Знаю, есть здесь неподалёку. Принеси поесть чего-нибудь.... Существенного – улыбнулся он.

– Как скажите, барин. – заторопилась Дуняша и выскочила за дверь.

Отправив горничную за продуктами, Шелестов вернулся в комнату и, размышляя, чем бы заняться, извлек с полки новенький томик Пушкина. Усевшись в единственное в комнате кресло, князь открыл книгу и погрузился в прекрасный мир поэзии. Дрова в печи весело потрескивали, воздух, наполняясь теплом, действовал умиротворяюще, и, увлёкшись чтением, Сергей Дмитриевич не заметил, как Дашенька проснулась. Наблюдая за Шелестовым, она чуть заметно улыбалась, нежась в ощущениях – насколько хорошо и по-домашнему уютно было сейчас в её квартирке. Горящий в углу очаг, любимый мужчина в кресле, звук закипающего чайника – чего ещё для счастья надо? Ей так хотелось продлить этот момент. Но Сергей почувствовал взгляд и, оторвавшись от книги, поднял глаза.

– Проснулась? – улыбнулся он. – Дуняшу я послал в трактир. Наверное, у вас опять ничего, кроме баранок, к завтраку не припасено.

– А вот и нет. Сегодня у нас есть закуски и пирожные имеются. С банкета, – напомнила она.

– Пирожные я оставлю вам с Дуняшей, а сам на сладкое лучше поцелую тебя, – засмеялся он и поспешил к девушке.

– Да ну тебя! – приподнялась она и, схватив подушку, запустила ею в князя. – Сейчас Дуняша вернётся. И так стыда с тобой не оберёшься!

На лету поймав подушку, Шелестов присел на кровать:

– Ты стесняешься собственную прислугу? – засмеялся он и поправил прядь, прикрывающую щёчку девушки.

– Она мне и не прислуга вовсе. Уж скорее подруга. Не знаю, как без неё жила бы до сих пор.

– Всё равно хотя бы раз поцеловать я тебя успею, – заявил Серж, загребая Дашеньку в охапку.

Пара наслаждалась поцелуем, когда нарочито громко хлопнула дверь. Mademoiselle Томилина вырвалась из рук князи и, сердито на него шикнув, поспешила привести себя в порядок. Он поднялся и, засмеявшись, направился встречать горничную.

– Держите, барин. Здесь и окорок, и сыр, и хлеб свежий, – деваха подала  корзинку.

– Вот спасибо! Теперь я с голоду не помру, – подмигнул Шелестов, и вскоре они все втроём уселись за стол.

Быстро перекусив, Сергей Дмитриевич засобирался:

– Мне пора. Если не успею зайти вечером, то с утра обязательно загляну, – пообещал он и скрылся за дверью.

Проводив кавалера, Дашенька присела на стул и задумалась.

– О чём грустите, барышня? – убирая со стола, хмыкнула Дуняша.

– Да так, – вздохнула mademoiselle Томилина и виновато взглянула на горничную. – Осуждаешь меня?

– Да бог с вами! – отмахнулась деваха и улыбнулась. – Чего осуждать? Разве ж перед таким красавцем кто устоит?

– Только пустое всё это, – грустно усмехнулась Дашенька.

– Понимаю, – сделав серьёзное лицо, вздохнула горничная и, усевшись напротив, примерно сложила руки на коленях.

– Что ты понимаешь? – взглянув на компаньонку, не удержалась от улыбки Дашенька.

– Чего же тут не понять. У меня вот тоже с конюхом вашим, Семёном, было… Уж как я его любила! – покачала она головой. – А как он клялся, будто любит меня… А женился на дочке Прокопьевской, – поджала губы Дуняша. –  Правильно… Кто я? Сирота безродная. Да ещё Андрей Павлович без гроша всех отставил. А за Фроськой отец приданое давал. Вот и сосватали его. У Фроськи и перина, и подушки, и бельё всякое, да ещё батюшка пятьдесят рублей сверху положил. – Деваха многозначительно подняла пальчик.

– Да что ты Дуняша, я и не знала! – сочувственно заморгала барышня.

– А опосля Сёмка всё равно ко мне пришёл, – продолжала рассказ горничная. – Только не пустила я его более. Вот и с вами, барышня, я ж не просто так поехала, – виновато взглянула она на хозяйку. –  Лишь бы глаза мои его больше не видели.

– Да что ж мы с тобой такие неприкаянные? – вздохнула Дарья Павловна.

– И не говорите, барышня. – Горничная, нахмурив бровки, покачала головой, и Дашенька улыбнулась. Её всегда забавляло серьёзное выражение веснушчатого лица Дуняши. А вздёрнутый носик и ямочки на щеках всегда придавали девушке такого задора, что грусть с ней никак не вязалась.

– И что? Ты до сих пор сохнешь по Стёпке своему? – спросила Дашенька.

– Вот ещё! – повела Дуняша плечиком, но вдруг покраснела и опустила голову.

– Ну-ка, ну-ка! Давай, рассказывай, – пытливо уставилась на горничную хозяйка.

– Да чего рассказывать, – смущённо отмахнулась девица. – Как-то попросила меня мадам Буланже обувь в мастерскую снести. Там недалече от неё. А в той мастерской парень служит при отце. Егорка. Чернявый такой, рукастый. – Дуняша даже раскраснелась, вспоминая молодца. – Ну а как он обувку для мадам починил, я ему свою снесла – каблук прибить. А он мне ботиночки новые пошил, – весело тарахтела горничная. –  Видали? В прихожей стоят.

– А я-то думала, разбогатела моя Дуняша, такую красоту себе справила, – засмеялась Дашенька. – Нравится?

– А как не нравятся? И удобные, прямо на ножку мою.

– Вот дурёха! Да не ботинки, а Егорка твой.

– Ой, как нравится! – засияла девушка. – Я про Сёмку и думать забыла.

– Надо же! Я-то полагала, тебе так подработать хочется, что всё у мадам Буланже пропадаешь, а ты, оказывается, там друга сердечного завела, – засмеялась Дашенька.