— И вы, мамуля, что посоветуете?

— Ну, я же говорю! Не надо тебе стоять в сторонке, ты наследник прадедушки, у нас на то есть бумага. Ключ я сохранила…

Зельмусь аж подпрыгнул.

— Вы, мамуля, сохранили ключ?!

— А кто же еще? Я же мать. А раз ты говоришь, что тот тип пропал, он ничего у тебя не сумеет отобрать.

— Так он не пропал!

— Кто не пропал?

— Ключ!

— Ключ как раз не пропал. Он у меня. И я его тебе сейчас отдам, потому что это доказательство.

Глубоко взволнованный Зельмусь выхлебал залпом овощной сок, запил мамулиным зверобоем и чуть не подавился.

— И вы, мамуля, столько лет молчали! Это ведь я… Это же мне…

— Если бы ключ был у тебя, тот тип его у тебя отнял бы, я обо всем позаботилась. Сейчас твоя очередь. Мне уже до могилы недалеко, но я подожду, а ты действуй поскорее. Прояви решительность! И немедленно!

Несколько сбитый с толку Зельмусь попытался привести мысли в порядок. Мамуля его ошеломила внезапной энергией, не оставила времени на составление планов и погнала на подвиги. Подвиги его вообще-то манили. Еще несколько дней Зельмусь помялся, но пани Рыкса не желала слушать никаких аргументов и надавила на сына посильнее. Никаких возражений! Она знает лучше!

Зельмусь с детства был уверен, что мамуля знает лучше.

На третий день он позволил убедить себя окончательно.

* * *

Первым у Феликса появился Возняк.

Точнее говоря, он был уверен, что появился первым, и довольно долго пребывал в этом заблуждении, не торопясь с вопросами и слегка смущаясь. Таинственный ключик, найденный в связке ключей покойного у пани Хавчик, и таинственная фраза Феликса о том, какие проблемы в свое время принес ему пан Бартош в связи с наследством Росчишевской, не давали ему покоя и требовали разъяснения. Комиссар сам себе с неохотой признался, что движет им обыкновенное человеческое любопытство.

Феликс сначала держался немного натянуто, но, узнав, что убийцу вычислили, сразу оживился. Они с Возняком в полном согласии побеседовали о непредсказуемости выходок женской половины человечества и силе дамских чувств.

От пани Хавчик уже нетрудно было перейти к находке.

Возняк показал ключик:

— Может быть, вы его когда-нибудь видели у пана Бартоша?

Феликс как истинный джентльмен не выказал потрясения, только слегка поднял брови.

Он осмотрел ключик и отдал его Возняку.

— Вопрос поставлен не вполне корректно. Мне кажется, я видел его неоднократно, только не у пана Бартоша, а у себя. Это и была причина моей досады. Если бы я увидел этот ключ у… как бы выразиться… ныне покойного… я немедленно потребовал бы его вернуть. Этот ключ действительно был у него?

— Действительно у него. Он носил его вместе с другими ключами.

— Какая наглость, — высказался шокированный Феликс. — Подождите минутку, если вы не возражаете…

Он удалился за закрытые двери соседнего помещения, полностью заслуживающего название кабинета или даже библиотеки, тут же вернулся и поставил на стол не слишком большую, но явно очень тяжелую железную шкатулку, похожую на ящик. Умеренно украшенную и очень старую.

— Вот оно, то самое! — сказал он со вздохом. — Конечно, я не могу быть полностью уверен, пока не проверю. А ключ пропал уже очень давно.

Возняк шагнул к шкатулке, и в этот момент из кухни появилась Паулина с огромной миской, наполненной грудой домашних пельменей, исходящих паром и ароматом майорана. Она вошла в гостиную, посмотрела на стол и на миг замерла.

— О?! — сказала она голосом, прозвучавшим примерно как предупредительный рык львицы.

Оба они, и Феликс, и Возняк, в первое мгновение застигнутые врасплох упоительным ароматом (а так получилось, что они оба исключительно любили майоран), резко вздрогнули.

Возняк на всякий случай спрятал ключик, Феликс сделал движение, словно хотел схватить шкатулку и спрятать за пазуху, но опомнился и застыл на месте.

За спиной Паулины возникла Леокадия с большим подносом посуды и столовых приборов. Она выглянула из-за сестриной спины.

— О-о? — сказала она совершенно другим голосом, полным веселого любопытства и, обойдя Паулину, поставила поднос с тарелками на другом конце стола.

Стол был большой, круглый, но раздвижной, и сейчас его как раз раздвинули на всю длину. За ним могли поместиться двадцать четыре человека, не обязательно худые как швабры, но и без особого лишнего веса. Места за столом было множество.

Паулина промаршировала к столу и бухнула миску в самую середину длинной столешницы. Один из пельменей слетел с горки и прилепился к сияющей полированной поверхности — никто явно не подумал о том, чтобы постелить скатерть. Паулина повернулась к шкатулке, которую Феликс незаметно пододвинул к себе.

— Ну вот что, хватит! Я наконец хочу знать, что это все значит! — воскликнула она в страшном гневе. — Тайна, слово чести, прочие бредни, кошмар моей жизни! Я хочу увидеть, что это такое! Ты носишься с этой штуковиной, как с тухлым яйцом, вроде как этой пакости уже в доме нет, от меня ты ее прячешь, а тут на тебе, вот она! Годами эта пакость тут валяется и атмосферу отравляет! Не наше, не мое, не твое, тогда чье?! Ящик тебе важнее меня!

Она задохнулась и схватилась за вздымающуюся грудную клетку. Этими секундами воспользовалась Леокадия.

— Пельмени стынут, — заметила она невинным тоном. — Пожалуйста, вот орудия труда.

Всем троим она принялась совать в руки тяжелые старомодные вилки, подпихивать тарелки и маленькие вазочки с маринованной тыквой, запуская их скользить по гладкому столу. Все пребывали в таком ошеломлении, что машинально приняли и тарелки с вилками, и тыкву, а Возняк успел придержать вазочку, которая заехала слишком далеко и уже собиралась соскользнуть ему на ботинки, Феликс своей преградил путь шкатулкой. Паулина начала размахивать вилкой, продолжая свои упреки и требования с нарастающим гневом, перемешанным с прямо-таки бездонной обидой, потому что Феликс по-прежнему был занят кем-то и чем-то другим. А не ею, а ведь это она должна быть для него самой важной и главной, и от нее он не может иметь никаких тайн. Она больше этого не вынесет!

У дверей прозвенел звонок, и Леокадия поспешила открыть. Далеко ходить ей не пришлось, замок в дверях Феликса из-за длинной прихожей открывался с пульта, который висел на цепочке на дверях гостиной.

Второй пульт висел на косяке кухонной двери. Феликса, у которого когда-то были проблемы со здоровьем, страшно смущала необходимость долго держать гостя за дверью, потому что, по его мнению, он шел открывать целую вечность. Спешка же провоцировала невыносимые боли в позвоночнике и пару других пакостных мелочей, поэтому он радикально решил вопрос, к обоюдному удовольствию обеих сторон: гостя за дверью и хозяина в доме. Боли давно прошли, но пользоваться пультами было удобно.