Ильи нигде не было.

Сообразив, что «Мерседес» все еще беспомощно стоит на проезжей части, прижавшись к обочине, Сатин поспешил завести мотор и проехать вперед, к дому номер два. Кое-как найдя место для парковки, он втиснул автомобиль между «десяткой» и забором. После этого вытащил телефон и попытался позвонить Скоробогатову.

Раздалось знакомое:

«Абонент ответит. Он сейчас, сейчас ответит»…

Но тут же Илья стал недоступен.

Вконец расстроившись, Карим вышел из машины и тут увидел въезжавшую в тупик желтую «Калину». Инаков проехал дальше по улице и остановился за углом – ближе места для стоянки не нашлось.

Сатин бегом кинулся к нему.

– Антон Николаевич, Илья пропал! – выпалил он, подлетев к выходившему из машины Инакову.

– Да ты что, как «пропал»? – испугался Инаков. – Я же звонил ему утром.

– Произошло что-то странное…

И Карим рассказал, как их остановили, применив иллюзию, и как потом не давали сдвинуться с места.

– А когда все исчезло – пропал и Илья, – закончил он с отчаянием.

– Вот это номер, еж твою двадцать! – помрачнел Антон. – И что делать, ума не приложу. Звонить ему не пытался?

– Пытался, – кивнул Карим. – Глухо.

– И джинна ждет, как назло… Эх! – Инаков с досадой махнул рукой.

– Мне кажется, мы должны сейчас пойти к «оранжевым», – уверенно заявил Карим. – Враг ведь добивался именно того, чтоб мы этого не сделали. Где сейчас искать Илью, мы все равно не знаем. А потом…

– А потом подключим наших магов и найдем. Пошли! – И Антон решительно зашагал к подъезду.

Там их ждал охранник-джинна.

Это был не тот охранник, что почти месяц назад встречал у подъезда мастера. Того охранника уже не было в живых. В живых не было никого из присутствовавших при том разговоре: все они погибли двадцать девятого марта.

Антон назвал охраннику свою и Карима фамилии, и тот провел их в здание.

В ярко освещенном вестибюле за высокой стойкой находился второй охранник с абсолютно безразличным лицом. Рядом восседала дородная дама с темно-огненными, почти красными на фоне ее черного платья волосами, уложенными в пышную прическу.

Она потребовала у визитеров паспорта. Карим и Инаков почти синхронно протянули ей документы. Дама поджала губы: то ли ей не нравилось, что посетители – не джинна, то ли она просто была не в духе. Сверившись с компьютером, она протянула паспорта вместе с пропусками владельцам.

Сатин с Инаковым прошли через турникет, и охранник привел их на второй этаж. Кабинет, куда они зашли, смотрелся тускло и безжизненно: серые стены, матово-фиолетовый пол, стандартные офисные столы. Только хозяин, поднявшийся навстречу гостям, выглядел здесь живым и ярким.

Амуров был высоким и довольно упитанным: пуговицы пиджака не сходились на его животе, открывая рубашку в полоску. Румянец во всю щеку и блестящие золотистые – не желтые и не красные, как с облегчением заметил Карим – глаза придавали его облику вполне добродушный вид. В огромной загорелой лапище он держал удивительно маленький овальной формы мобильный телефон ослепительно белого цвета.

– Приветствую, господа, – джинна протянул руку Инакову, потом – Кариму. – А сообщалось, что вас будет трое.

– На нас только что напали, – заявил Карим. – И мой друг был похищен.

– Надо же, какая неприятность, – покачал головой джинна. – Впрочем, меня это не удивляет. В наше смутное время можно ожидать чего угодно. Такое впечатление, что возвращаются лихие девяностые. Очень сочувствую вашему другу. Помощь нужна?

– Мы пока даже не знаем, в каком направлении действовать, – хмуро ответил Инаков. – Но, возможно, помощь понадобится.

– Можете на меня рассчитывать, – сказал Амуров. – Но давайте к делу, господа. К сожалению, у меня нет документальных подтверждений, могу лишь передать на словах то, что слышал от родителей, а те – от своих. «Дневники мага-воина» действительно существовали. Автор этих заметок – джинна, воевавший на стороне фашистской Германии, и не просто воевавший, а допущенный к тайнам, приближенный к фюреру. Предположительно – эсэсовец, попавший в опалу и позже сосланный на фронт за какие-то грехи. Пропали они еще в сорок первом году где-то на подступах к Москве.

– Это все, что вам известно? – разочарованно протянул Карим.

– Еще кое-что. Дневники содержат в основном сведения, касающиеся подготовки к войне. Магической подготовки. Гитлер, как неопровержимо доказывают факты, принадлежал к оранжевой сфере… – Амуров скривился. – Магом он, впрочем, был весьма слабым, но об этом знали немногие. Гитлер вообще был великим дилетантом. Скорее он обладал так называемой магией личности. При этом тяга к чародейским ритуалам была в нем довольно сильна. И свою армию он «заряжал» регулярно…

Карим с Инаковым молча слушали.

Слабый ветер развевает флаги на трибунах, установленных на просторной площади, по периметру разложены костры. Звучит музыка Вагнера – «Полет валькирий». К площади ведет улица, освещенная мерцающими огнями светильников на пилонах. Факелы штурмовиков и эсэсовцев образуют вдоль улицы две колышущиеся огненные линии, за ними стоит густая толпа. Каждый, стоящий в ней, с трепетом ожидает грядущего апокалипсиса.

Каждый уверен: жизнь человеческая ничто перед всемирным пожаром.

Стоя в открытой машине, через триумфальную арку к площади проезжает Адольф Гитлер. Внезапно лучи ста пятидесяти гигантских прожекторов врезаются в покрытое черно-серыми облаками небо, потоки ослепительного света заливают пространство. На уровне облаков столбы света соединяются в мерцающий четырехугольник.

Главная трибуна увенчана сияющей золотом свастикой в дубовом венке – огненным колесом, на левом и правом пилонах в огромных чашах полыхает огонь. Под звуки фанфар с поднятой рукой Гитлер поднимается по ступеням, устланным красной ковровой дорожкой, на высокий центральный блок главной трибуны. Он одет в серый военный китель с золотым партийным значком, Железным крестом первой степени и знаком за ранение в Первую мировую войну. Его фигура отбрасывает узкую, резко очерченную тень.

Гитлер отделен от всех непреодолимым пространством одиночества великих цезарей, что принадлежит только ему и тем героям, которым суждено принести себя в жертву ради расы и рейха.

По команде с трибуны на другой стороне вниз, на площадь, устремляется поток более чем из тридцати тысяч знамен, их серебряные наконечники и бахрома вспыхивают в свете прожекторов. Прожекторы освещают середину площади, играя на кумаче, серебре и золоте знамен, мундирах и инструментах оркестра.

– Я всегда ощущал, – говорит Гитлер, – что наступит час, и чудо сведет нас воедино. Чем была бы моя жизнь без вас! Вы нашли меня и поверили в меня – и это дало вашей жизни новый смысл, новую задачу! Я нашел вас – и только это позволило мне обрести настоящую жизнь и вступить в мою борьбу! Однажды вы услышали голос, который захватил ваши сердца, пробудил вас, и вы пошли за ним! Вы шли целые годы, даже не видя того, кто говорит с вами; вы только слышали голос и шли за ним! Я чувствую вас, а вы чувствуете меня! Вера в наш народ сделала нас, маленьких людей, великими, сделала нас, бедняков, богатыми, сделала нас, робких, потерявших мужество, запуганных людей, смелыми и отважными, дала заблуждавшимся прозрение и объединила нас! Я пришел к вам подобно императору Фридриху, чтобы разбить врагов и выручить из беды свой народ!!!