Тиса встала, подошла к окну, занавешенному тьмой позднего вечера, и какое-то время молча водила пальцем по ветке морозного узора на стекле.

– Но если только предположить, мамочка, пусть на самую малость, что с приходом весны наши чувства останутся при нас, – словно боясь своих слов, прошептала она. Такая мысль уже посещала на днях, но лишь сейчас решилась произнести ее вслух, – устою ли я перед ним?

Ответ прозвучал после короткой паузы и еле слышно:

– Боюсь, что нет.

И только ветер, что сметал с крыши флигеля снег и случайно заглянул в окошко, мог увидеть, как взялись румянцем щеки девушки.

* * *

Ночь порадовала спокойствием: ни видений, ни снов. На работу Войнова явилась в кои-то веки выспавшаяся и в благостном настроении. Агата Федоровна не преминула это отметить при встрече, сказав, что «ласточка наконец превращается в человека». Тиса поведала колдунье о вчерашней поездке в приют, и вэйна удовлетворенно кивнула.

– Говоришь, твоя подруга выдержала натиск Праскевы? Молодец какая. Как зовут ее?

– Люся Перышкина.

– А-а, младшая дочь купца Аркадия Матроновича и Нины Ульяновны. Знаю-знаю. И не скажешь на вид, что в этом милом создании столько стойкости. Пусть заходит к нам, если желает.

Тиса поблагодарила.

– Это я должна тебе говорить «спасибо», милая. В прошлом году с приютом такая морока была, а в этом раздали подарки раньше срока. Даже не верится, что без спешки можно наклады творить да чем-то необычным народ порадовать в праздник. Погодник-то наш, Мотя, никогда не торопится, а я, помню, белкой в колесе вертелась в прошлые сотворенские, чтобы успеть везде.

Колдунья впервые упомянула свое занятие на городской площади, и девушка не удержалась от вопросов.

– Приходи, дорогая, на Сотворение, оценишь.

– А салют будет, Агата Федоровна? Я столько про него слышала.

– Будет, и неплохой.

Перед тем как покинуть аптеку, хозяйка выдала распоряжения. Всего парочка сборов. Да снарядить Жорку развезти подарки с поздравительными открытками по адресам знакомцев колдуньи. Потом помощница могла быть свободна.

Оказалось, вэйна распустила половину работниц, нанятых на время из-за нехватки рук. Осталось всего четыре травницы – Домна, Кося, Ия и Дуняша. И Тиса, спровадив Жорку по адресам, в их мирной компании отработала положенное. Женщины делились тем, как их семьи готовятся к предстоящим торжествам – Сотворению и святому Воскресению. Обсуждали, какие блюда собираются к столу подать, кто как нарядил пятилапник, где намерены праздновать – в семье или у родни. Войнова подумала, что впервые за свою жизнь будет проводить праздники вдали от дома, без отца и подруг. Может, действительно встретиться с клубовцами на благотворительном концерте?

– Я бывала на том концерту разок, плохо видать с задов, но пели хоровые знатно, – ответила на вопрос Тисы Домна, продолжая толочь корни окопника в ступе. – Кто деньгу не плотит, тот в проходе обычно стоит. А знать у первых рядах вся, расфуфыренная, в платьях дорогих.

– Деньги со сборов на благие дела уходят, – добавила робкая Ия.

– Если губернатор всё на свой дворец не спустит, – хмыкнула Дуняша.

Освободившись от работы раньше обычного, Тиса по дороге домой купила у коробейницы три веточки пятилапника и недорогие бусы с яркими бумажными фантиками, вырезанными в виде священных животных. Пусть она одна в эти праздники, но это не значит, что стоит грустить и не радоваться Сотворению. На столике во флигеле у нее появился украшенный колючий букет.

Тиса взялась за чистку голубиной клетки, когда в двери постучались. Натка по велению матери принесла обед для постоялицы. На сей раз – щи на курином бульоне и пару ароматных пампушек. Видящая забрала блюдо и просила передать благодарность Алевтине. Девчонка угукнула, но уходить не торопилась, мялась на пороге, топча валенками порог.

– Хочешь, заходи в гости, – пригласила постоялица, и Натка, кивнув, юркнула следом во флигель. Прикрыла за собой дверь.

Сняв тулупчик и скинув валенки, девочка огляделась.

– Ты обедала? А то давай со мной, – спросила из кухни Тиса.

– Мамка накормила уже. Спасибо, не надо.

– Тогда, может, чаю с бубликом?

Чайник как раз недавно вскипел.

– Ага, – согласилась Натка, оглядывая клетку, выставленную на время для чистки в парадной. – У вас красивые голуби. Белые.

– Они еще и почтовые, – отозвалась Тиса. – Могут пролететь тысячи верст с посланием.

Девочка шагнула в кухню и присела на табурет напротив отведенной для нее чашки с чаем.

– Спасибо. – Взяла бублик с маком, надкусила. – А дед любил кур в штанишках выращивать.

– В штанишках?

– Ну да, с мохнатыми ногами. Видели таких?

– А, да, – Тиса поняла, что речь шла о породе кур, – видела на птичьем рынке как-то. Очень интересные.

– Угу, – ответила Натка и замолчала.

Войнова глядела на юную гостью и думала, когда же она заговорит о том, что ее привело к ней на самом деле. Девочка стеснялась поддерживать разговор, ерзала на стуле и то и дело приглаживала прядь волос, что закрывала ее лоб и левый глаз. И, лишь допив чай, гостья наконец решилась.

– Тиса Лазаровна, мамка сказала, вы отцу зелье сварили? Вы травница, да?

– Есть немного.

– А вы не знаете, как… чтобы… – она запнулась. Сдвинула челку. На лбу красовалась пара больших прыщей. – Меня уже на улице прыщавой коровой кличут, – шмыгнула носом девчонка. – Никифоровна советовала мазать простоквашей. А они еще больше стали.

Натка с надеждой уставилась на постоялицу.

– Скисшее молоко здесь только навредит. – Тиса подняла подбородок девочки и оглядела лоб. – Я принесу тебе средство, – пообещала она. – Мазать будешь на ночь. Только забудь, как трогать лоб грязными руками.

Та слушала наставления и запоминала. Затем открыто улыбнулась и в один момент стала похожей на свою мать.

– Спасибо, Тиса Лазаровна! Мамка сказала, что Устька задирает вас! Он такой дурак! Больше не посмеет. Я ему уши надеру!

Пришлось уговаривать Натку не рубить сплеча, а позволить ей самой и ее матери разбираться, коль придется.

– Он просто на батьку злится, вот и вредничает, – сморщила нос гостья. – Дед один мог с ним сладить. Батька давно еще обещался его в Белоград свозить – корабли показать. Об училище морском говорил. Устька все о море учил с ним. Теперича отца с полатей не спихнешь, плевать ему на нас. Как напьется, так на крышу лезет, полундру свою зовет. Стыдоба!

– Не говори так об отце. – Наверняка девочка повторяла слова матери, но все же нос еще не дорос судить.

– Хорошо, – легко согласилась Натка.