– Почему коварная? – полюбопытствовала девушка. Чай с мятой остывал в ее чашечке.

– Земледрожание здесь бывает, ласточка, – пояснила вэйна. – Штольни обрушиться могут. Наклад прочности бы вам поставить, да моих сил не хватит. Слишком вэй-затратный.

– Не обрушатся, они крепкие! – запротестовала Люся. – Клим велел артели подпорки сосновые ладить. Вы бы поглядели на них, согласились бы со мной.

– Ну, дай Единый. – Хозяйка не стала вдаваться в спор.

Разговор перетек на более приятную тему – Сотворение, и уж тут Тиса наслушалась новогодних смешных историй, которых и Люся, и вэйна знали множество. Давно она так не смеялась. Даже тоска, что привычно давила на сердце, уползла прочь, забилась в самый дальний уголок души и нос наружу не казала.

Пожалуй, этот вечер можно было бы назвать лучшим за последние месяцы, кабы не явились к аптекарше новые гости, судя по всему, нежданные.

Чтобы сообщить о них, в чайную поднялся сам Пантелеймон, оставив пустым аптечный прилавок.

– Там Мерзликин с ассийцем вас спрашивают. – Всегда невозмутимый пожилой мужчина на сей раз не смог скрыть тревоги в голосе. Круглый лоб его блестел от испарины.

Агата Федоровна порывисто встала и выглянула в окно. На лице колдуньи появилось озабоченное выражение.

– Может, сказать вэйнам, что вас нет дома?

– Не надо, касатик. Передай им, что я сейчас спущусь.

Она обернулась к девушкам.

– Простите, пташки мои, но посиделки на сегодня закончены. Благодарю, что скрасили мне вечерок, – произнесено это было обыденно, но Тиса почувствовала скрытое напряжение в голосе.

Вэйна достала из кармашка «желток» и погладила камень привычным движением. Затем направилась к выходу из комнаты и уже на пороге обернулась.

– Обождите пока уходить, дружочки. Посидите еще здесь, чайку налейте, не стесняйтесь.

Как только шаги ее стихли, Тиса поднялась и подступила к окну. Сдвинув аккуратно портьеру, оглядела Боровую. Поздний вечер уже зажег на улице фонари и усыпал звездами антрацитовые небеса. Под окном у аптечного козырька стояла пара мужчин. Прохожие старались обойти их по краю тротуара, а то и вовсе во избежание встречи переходили на противоположную сторону дороги. Их можно было понять – вэйны не скрывали блестящих скипов и смотрелись весьма колоритно. Первый – среднего роста, одет в черную ферязь на меху с серебряными петлицами. Узкое лицо его отливало нездоровой бледностью. На нем полосой выделялся большой рот, который тут же превратился в ломаную линию, изображая улыбку при виде вышедшей к ним Агаты Федоровны.

Второй вэйн действительно оказался уроженцем пустыни, поскольку был черен телом и статен, как мачтовая сосна.

– Ух ты! Тиса, смотри, какой он черный! – пискнула на ухо Люся. – И страшный, как изнань. Это асивец, да?

– Ассиец.

– У него полоска красная на лысине. Как кровь, правда? Ужас. И как ему не холодно без шапки? И сюртучок-то тоненький, – озаботилась добрая Люсенька, того и гляди побежит свою шапку с полушубком предлагать незнакомцу.

Пока вэйна перекидывалась словами с бледнолицым, ассиец не выказал никаких эмоций на лице. Угрюмый и неподвижный, как каменный идол, он и правда внушал страх. Скип его был вполовину короче, чем у приятеля, или это не скип вовсе? Судить Войнова не бралась.

В любом случае ей не нравилось то, что она видела. Беспокойство за хозяйку аптеки возросло, когда бледнолицый сощурил глаза и напоказ погладил рукой оружие у своего бедра.

Тиса отпрянула от окна и поспешила прочь из чайной. Люсенька нагнала ее на лестнице.

– Ты куда? – воскликнула испуганно. – Агата Федоровна сказала нам в чайной остаться.

– Оставайся, я скоро, – бросила ей через плечо.

Люся отстала, затем снова застучала каблучками рядом.

– Я тоже с тобой! – вызвалась она в попутчики и тут же пугливо добавила шепотом: – Знаешь, тот дядечка сказал, что они – вэйны. Ты же не собираешься?..

Все же Люся осталась стоять в аптеке и выглядывать в оконную витрину, в то время как Тиса, накинув на плечи пальто, вышла на улицу и прислонилась спиной к столбу козырька.

– Аристарх Фролов предлагает последнюю цену. Твой дом не стоит и половину этих денег, ты же знаешь, Агата. Благоразумно было бы согласиться. Никто другой никогда не заплатит тебе столько. Только из-за желания расширить лавку он соизволил пойти на уступку, – продолжал свою речь бледнолицый вэйн.

– Покорно благодарю Аристарха Зиновьевича за щедрое предложение, но продавать место я не собираюсь. Свое слово я сказала еще две недели назад. Не продам! И не пугай меня, Григорий Мерзликин! Я не боюсь тебя и… – она взглянула снизу вверх на высоченного ассийца, – этого!

Бледнолицый сжал сильнее скип и сплюнул на тротуар, ругнувшись. Тисе почудилось, или он назвал Агату Федоровну дурой?

– Зря, – Григорий сузил глаза, – Яг-Бай владеет вэей так умело – не чета тебе и даже мне.

Он сказал что-то неразборчивое, и ассиец «ожил». Снял короткий скип с поясного ремня, и не успела Тиса глазом моргнуть, как в воздухе возникла огненно-алая змея. Бич шириной в ладонь как живой извивался вокруг ассийца. Трепетал, являя собой мощь, дарованную пятой святой.

– Стойте! – сорвалась с места Тиса. – Не трогайте ее! Пожалуйста!

Неожиданно поблизости не оказалось прохожих. Это на Боровой-то, в предпраздничный вечер? Спины единственных возможных свидетелей маячили уже слишком далеко, чтобы просить о помощи.

Бич, яркий и живой, как лепесток пламени, завораживал обманчиво медленными движениями. Он сплетал кольца и восьмерки, бросая алые отсветы на лица вэйнов, а к ассийцу ластился с нежностью щенка, то и дело бережно касаясь его мускулистого торса, обтянутого в тесный сюртук.

Заметив присутствие помощницы, Агата Федоровна недовольно качнула головой, а бледнолицый вэйн окинул ее безразличным взглядом.

– Кто это, Агата? Твоя работница? Видишь, девчонка – и та благоразумней тебя, понимает, что к силе следует относиться уважительно.

Сейчас Тиса видела, что просчиталась в определении возраста этого вэйна из-за юношеской стройности фигуры. Ему никак не меньше сорока или даже пятидесяти.

– Зачем ты вышла, ласточка? – спросила Агата Федоровна. – Ступай-ка в аптеку.

– Но вы…

– Иди, милая, иди. Мы с Гришкой давно знакомы, – она натянуто улыбнулась, – падок он на представления, нечего поделать. Да больше лает, чем кусает.

– Это я-то не кусаю? – разразился возмущением вэйн, и на бледном лице его высветилась почти детская обида. – Да ты ничего не ведаешь, глупая ты женщина! Я уже не тот юнец, которого ты помнишь. И, если хочешь знать, уже десять лет успешно практикую… – Он запнулся. – Тьфу! Ненавижу связываться с бабами! От них одни неприятности и суета. Сворачивай, Яг-Бай.