Лже-Ленин. За слухами, отрицавшими факт смерти Ленина, последовало появление самозванцев. В то время «во многих городах Чека арестовала лиц, выдававших себя за Ленина». Позднее сотрудники ГПУ работали во всех театрах Москвы и провинции, чтобы разоблачить возможных двойников товарища Ленина. Секретариат ЦК и Оргбюро постановили, что все актеры – кандидаты на исполнение роли товарища Ленина в спектаклях и фильмах должны отныне спрашивать согласия в соответствующем отделе Центрального комитета и получать разрешение у местных отделений ГПУ. Упомянем статью, которую 21 апреля 2004 года «Комсомольская правда» посвятила Вадиму Усланову. Он просил сделать тест ДНК, чтобы узнать, является ли он, как он подозревал, внуком Ленина и Инессы Арманд, члена французской компартии и любовницы вождя большевиков. Тест был, кажется, невозможен из‐за многочисленных биохимических манипуляций, которым подверглось тело вождя для его бальзамирования и сохранения.

Лже-Троцкий. В 1937 году, казалось бы, менее всего располагавшем к нарушению порядка даже в игровой форме, доклад НКВД сообщал, что «в ряде городов, таких, как Златоуст, Тагил и Пермь, на тайных собраниях, организованных контрреволюционерами-троцкистами, появился ложный Троцкий. Нам пока не удалось идентифицировать этого субъекта, но Чека работает сейчас среди артистов многих театров Москвы и Свердловска, чтобы его разоблачить».

Лжесыновья Сталина. Весной 1937 года, после двух лет слухов, в Москве появился ложный сын Сталина. В 1990‐х годах жители Гори время от времени со всеми почестями принимали «сына Сталина», Заки Мамедова, сидевшего за рулем своего белого «Форда».

Лже-ЦК. «Всешутейший и всепьянейший собор» Петра Великого с его вакханалиями принадлежит прошлому, а вот Габор Риттершпорн узнал из архивных источников, что в одной деревне на Северном Кавказе все жители в возрасте от 22 до 28 лет собирались в «Центральном комитете», где имела место практика коллективного секса и где каждый носил имя одного из высших руководителей партии. Об «антисоветской и контрреволюционной порнографии» этих самозванцев систематически доносили, но дело осложнялось фактом присутствия на оргиях настоящих членов партийного руководства. Да и неологизм комсомолиться в бытовом языке означал совокупляться. Увидели свет и подложные «Политбюро», тогда как народ переделывал на неприличный лад названия ключевых институтов советской системы – Наркомпрост, Сельблядком, – чтобы определить их как места разврата в трагикомической «профанации большевистского культа», в общем народном поведении, которое сформировало подлинный и весьма обширный мир на изнанке официального Советского Союза.

Бесчисленные самозванцы, без которых не обходился ни один период советской истории, проявляли порой просто поразительную изобретательность. Кто не восхитится ими, зная, чем они рисковали в условиях невиданной и невообразимой сейчас частоты смертных приговоров, выносимых судебной системой, и миллионов отправленных в лагеря? И кто не ужаснется, узнав об обстоятельствах, толкнувших их на это? Шейла Фицпатрик исследовала самозванство в СССР, рассмотрев его как непрерывный процесс, связывающий коренную ломку коллективных социальных идентичностей со столь же радикальным преобразованием индивидуальных. Решив построить новое общество, большевики по своим идеологическим лекалам очертили границы каждого класса, предрекая одним светлое будущее (пролетариат, «бедняки») другим – постепенное вымирание (буржуазия, «кулаки»), и прикрепили к одному из этих классов каждого советского гражданина. Так возникла новая категория: «ложная классовая идентичность». Она касалась лиц, претендовавших на принадлежность к передовому классу, но относимых властями к разряду класса враждебного на основании их реального или мнимого материального благополучия. Сорвав с них маски, нужно было вскрыть и идеологическую подоплеку дела, даже если ее не существовало. Сотни тысяч граждан подправляли собственные биографии и биографии своих родителей, меняя свое социальное происхождение, чтобы в случае чего не попасть во враждебный класс; Габор Риттершпорн отмечает, что, производя подобный подлог, люди следовали примеру идеологов режима, официальная история которого была насквозь фальсифицирована. Здесь мы снова видим зеркальные отношения, напоминающие о связи между фальсификацией происхождения царского достоинства, родословных российских монархов и дворянства с одной стороны, а с другой – перенимание народом этой практики, приведшей к наплыву самозванцев. В иных случаях этническое происхождение могло стать поводом для обвинений в пособничестве внешнему врагу, как это было с поволжскими немцами, крымскими татарами или евреями (на волне антисемитизма конца 1940‐х – начала 1950‐х годов). Произвол в установлении определяющих черт каждого класса, размытость его границ и соответствующей каждому классу идентичности (вспомним призывы сорвать маски с примазавшихся к трудовому классу) вынуждало тех, кого это касалось или могло коснуться, придумывать себе новые родословные и новые идентичности, соответствовавшие требованиям режима. Советская система, как и самодержавие, была кузницей самозванцев. Как и прежде, черта, отделявшая настоящих от ложных, стиралась, а переход из одной категории в другую становился общим правилом, в том числе из‐за того, что привилегированное положение никого не могло застраховать от неожиданной смены политического курса и, соответственно, от молниеносного зачисления во враждебный класс. Размах «бытового» самозванства в СССР свидетельствует о непрочности, непродуманности и плохой организации системы, даже отдаленно не соответствовавшей мифу о «тотальном контроле» государства, созданному историографией времен холодной войны. Что касается популярности темы у советского и постсоветского населения, то миллионные тиражи романов Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» (1928) и «Золотой теленок» (1931), открывшие читателю знаменитого авантюриста Остапа Бендера, говорят сами за себя.

Двадцать третьего февраля 1935 года Советская страна, как водится, отмечала день Красной армии. В честь праздника газета «Северо-Кавказский большевик» поместила на своих страницах портрет Анки-пулеметчицы и опубликовала ее ранее не издававшиеся воспоминания. Читатели могли гордиться: в их края приехали Анка и Петька с матерью. Анка в сопровождении первого секретаря райкома партии товарища Челяна посетила ряд колхозов, где поделилась с работниками воспоминаниями о Гражданской войне. Цветы, застолья, и так шесть недель подряд. Увы, в центральном аппарате НКВД в Москве тоже читали провинциальную прессу. На место выехали инспекторы, и через какое-то время газеты сообщили, что 1 апреля (!) были разоблачены трое самозванцев, выдававших себя за боевых товарищей Чапаева. По сравнению со «свитами» самозванцев XVIII века не хватало только самого Василия Ивановича.

Мнимая Анка-пулеметчица была арестована, но куда делась настоящая? В энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» можно прочитать краткую справку: «Попова Мария Андреевна (1896–1981), участница Гражданской войны. Член Коммунистической партии с 1918. Из крестьян . Участвовала в боях в качестве медработника, а иногда – пулеметчика . Награждена орденом Красного знамени . Послужила прообразом Анки-пулеметчицы в книге Д. А. Фурманова „Чапаев“ и в одноименном кинофильме». После фильма Анка стала образцовым героем для воспитания подрастающих поколений. Изложу здесь вкратце, что мне рассказал в 1990 году бывший аппаратчик из Отдела пропаганды ЦК КПСС. У Поповой были близкие отношения с бывшим командиром дивизии, где во время Гражданской войны она служила медсестрой. Став важным чином в Красной армии, он выхлопотал ей орден Красного знамени. Она везде представлялась Анкой-пулеметчицей. Однако были еще живы несколько ветеранов 25‐й дивизии, в том числе генерал Николай Михайлович Хлебников. Они писали в ЦК, что Попова не была ни Анкой, ни пулеметчицей. Но ее имя уже так громко гремело повсюду, успех был столь оглушителен, застолья, торжества, статьи, вечера в ее честь приобрели такой размах, что голоса нескольких скептиков тонули в общем хоре. Однако под давлением бывших бойцов 25‐й дивизии ЦК создало комиссию для расследования дела, установившую, что Попова, хоть и была ветераном Гражданской войны, никогда не сражалась под началом Чапаева8. Ей пришлось подписать обязательство больше не выдавать себя за Анку. Но поздно: Попова была всюду востребована. Она щедро делилась воспоминаниями о прошлом, почерпнутыми из известного фильма, который благодаря этому обстоятельству приобрел в глазах миллионов советских людей статус «подлинного». В 1954 году мой собеседник был вынужден опять вызвать ее в ЦК и попросить остановиться, дав ей подписать новое обязательство. Но она уже попала в «Военную энциклопедию»… В 1977 году во время телепередачи, посвященной 60-летней годовщине Октября, она объявила бравшему у нее интервью журналисту, что это она сочинила самые известные песни о Чапаеве. Эта версия широко распространилась в печати. «К тому времени я уже ушел на пенсию, – продолжал мой собеседник, – но я все-таки решил позвонить в ЦК. Там мне ответили: „Брось! Она же ненормальная“». И в энциклопедии снова вышла статья о Поповой.