Эллину Берг амнистировали в 1958 году. Оказавшись на свободе,она повела себя не так, как остальные, то есть не вернулась в родной город, аосталась в Сибири. Устроившись работать на стройку, она получила комнатушку вобщежитии и зажила там в давно забытом одиночестве.

Как-то ранней весной она шла с работы домой. На улице былослякотно, и Эллина, чтобы не замочить ног, перепрыгивала через лужи. Самаябольшая растеклась перед входом в общежитие, преодолеть ее скачком былоневозможно. Графиня остановилась перед ней, не зная, как ее преодолеть. Вдругона почувствовала на своей талии чью-то ладонь, а в следующий миг ее ногиоторвались от земли, это Эллину кто-то поднял на руки. Она повернула голову,чтобы посмотреть на того, кто понес ее через лужу, и едва не потеряла сознание.Это был Малыш.

– Отпусти меня! – прорычала Эллина, начав вырываться.

– Не дергайся, а то упадешь в лужу, – спокойно сказалон, прижав ее покрепче.

– Лучше упасть, чем...

Но договорить она не успела, поскольку уже в следующеемгновение путь через лужу был преодолен, и Егор опустил Эллину на землю.

– Я приехал за тобой, – сказал он.

Взгляд Егора блуждал по ее лицу. Графиня видела, что Малышошарашен ее внешним видом (по сравнению с ним она была старуха), но ей былоплевать. Пусть ее безобразие будет укором ему! Ведь в том, что из красавицы онапревратилась в ведьму, только его вина!

– Пойдем к тебе в комнату... – он наконец пересталЭллину разглядывать и просто посмотрел ей в глаза. – Поговорим...

Графиня развернулась. Распахнув подъездную дверь, она вошлав здание и захлопнула ее перед носом Малыша. Она не хотела ни говорить с ним,ни видеть его, но от Егора Данченко было не так легко отделаться.

– Я все равно не отстану! – крикнул он ипроследовал за Эллиной сначала в общежитие, потом в комнату.

Та пыталась его не пускать, но Малыш легко сломил еесопротивление: проник внутрь, а затем попытался обнять Эллину. Но она с силойударила его по лицу.

– Если тебе от этого легче, бей, – сказал он.

Она размахнулась и влепила ему еще одну пощечину.

– Я это заслужил, знаю...

Новый удар.

– Но я хочу, чтоб ты знала... Я по-прежнему люблю тебя,Элли!

Графиня сжала ладони в кулаки и бросилась на Егора. Онамолотила его по лицу, плечам, груди, а он не уворачивался. Стоял столбом, лишьруки его были в движении, они обняли Эллину за талию, а когда она стала терятьсилы, Егор прижал ее к себе и стал исступленно целовать.

Его поцелуи были обжигающими, объятия жаркими, априкосновения такими же «электрическими», как и раньше (Эллина ощутила, как поее телу бегут те самые мурашки). Сама не понимая, куда вдруг улетучилась еененависть, Графиня стала отвечать на ласки Малыша. Спустя минуту ониупали на кровать, исступленно срывая друг с друга одежду...

Когда все было кончено, Егор потянулся к Эллине, чтобыприжать ее к себе, но она вскочила с кровати и стала торопливо натягивать насебя платье.

– Что с тобой? – удивленно спросил он.

– Ничего, – буркнула она. – Просто временноепомешательство прошло... – Она швырнула Малышу рубашку, которую сорвала снего несколько минут назад. – Одевайся и проваливай!

– Не понял...

– А что тут непонятного? – зло спросилаЭллина. – Я требую, чтоб ты ушел. Выкатился отсюда.

– Хорошо, я уйду....

– Не просто уйдешь, улетишь в Москву – тут тебе делатьнечего.

– Ты со мной?

– С чего бы? Мой дом тут.

– Твой дом в Москве. Возможно, ты не знаешь, но комната всееще за тобой... – Он тряхнул головой. – Впрочем, это не важно, потомучто ты будешь жить со мной...

– Ни-ког-да! – отчеканила Эллина. – Никогда я небуду жить с тобой. И не прощу тебя до конца своих дней!

– Но мы же только что...

Она не дала ему договорить:

– Переспали? Я же говорю – временноепомешательство у меня было!

– А может, прояснение?

Графиня ничего на это не ответила, прошла к двери ираспахнула ее. Егор еще что-то говорил, но она будто не слышала. Стояла упорога и ждала, когда он уйдет.

Наконец Малыш покинул комнату. Едва за ним закрылась дверь,Эллина бросилась к тазу с водой, скинула с себя платье и стала яростно натиратьтело хозяйственным мылом. Вода была ледяной, мыло вонючим, но оба этих фактаоказались как нельзя кстати: холод изгонял из Эллины любовный жар, а неприятныйдух отбивал впитавшийся в кожу запах Малыша. Когда омовение было закончено,Графин сорвала с кровати белье и застелила свежее (ничто не должно былонапоминать ей о недавнем помешательстве). После этого она обнаженной забраласьпод одеяло и забылась тревожным сном. А перед тем как погрузиться в него,прошептала свою привычную «мантру»: «Не прощу до конца своих дней...»

О том, что беременна, Эллина узнала, когда плоду былоуже двадцать недель. Сначала она не поверила врачу, решила, что тот либо шутит,либо ошибается. Она думала у нее начался климакс, а оказалось, что оназабеременела. Тем более самочувствие ее в последние месяцы не изменилось, аживот если и вырос, то не сильно. Но гинеколог заверил Эллину в том, что наэтот счет многие женщины заблуждаются, оттого поздние дети и появляются.

– Я могу избавиться от ребенка? – первое, чтоспросила она после того, как осмыслила свое положение.

– Да вы что, женщина! – ужаснулся врач. – Вы нашестом месяце, и прервать беременность уже не возможно.

Покинув кабинет врача, Эллина отправилась к повитухе. Та нетолько на дому роды принимала, но и аборты делала. Но бабка тоже отказалась ейпомочь. Тогда Эллина решила прибегнуть к старому, проверенному способу и начатьвкалывать, как каторжная. Но не те были времена и не те условия труда. Это влагере заключенных не жалели, пусть надрываются, не жалко, а на государственномпредприятии с работниками более-менее бережно обращались. Не дай бог повредитсебе чего, кем заменить? Ценные кадры (Эллина была из таких) на дороге неваляются...

Так что перетруждаться Графине никто не позволил, а когда напредприятие из медсанчасти пришло сообщение о беременности Эллины Берг, еевообще на легкую работу перевели, и уже ничего нельзя было поделать...

Родила Эллина в положенный срок. Сына. Крепкий,здоровенький, крикливый мальчуган с толстенькими ножками и пухлыми кулачками невызвал в Графине ничего, кроме слабого любопытства. «Совсем на отца непохож, – подумала Эллина, рассмотрев его. – В меня, видно,пошел: ширококостный, темноволосый, кареглазый... Хотя... Глаза, наверное, ещеизменят цвет...»