– Я продам ее за четыреста баксов, – заявил Трэвис. – Запчасти можно приобрести за сотню или около того недалеко от дома Майка вверх по дороге. Скажи, что ты от меня, и он поможет. Отремонтируешь ее здесь.

Пятьсот долларов показались мне слишком большой суммой, но Эван пожал руку Трэвису. Часом позже я сидела на перевернутом ведре на автосвалке, наблюдая за тем, как парень пытается сотворить чудо. Видимо, когда-то машина была белой, но сейчас она приобрела какой-то желто-серый цвет. Проявив снисхождение, я назвала ее Снежком.

Наблюдая за работой Эвана, я любовалась тем, как напрягались мышцы его рук, когда он что-то поднимал или закручивал болты. Когда же он потянулся, чтобы вытереть их о находящуюся в заднем кармане масляную тряпку, мое внимание привлекла его задница.

У Эвана Сэлинджера была действительно классная задница.

– Заметила что-то, что тебе понравилось? – поинтересовался он с ухмылкой, не отрываясь при этом от своего занятия.

– Парочку вещей, – заявила я. – Ты заканчиваешь? Мне кажется, мы провели слишком много времени в одном месте.

– Почти все.

Я посмотрела на небо и прищурилась, пытаясь определить время. Примерно два часа. После утраты часов Эвана у меня не имелось возможности подтвердить свою догадку. Беспокоило меня и то, что наш фонд для побега сократился до трехсот долларов.

– Что дальше? – спросила я. – У нас есть Снежок, этот прекрасный образец легкового транспорта, но теперь появилась проблема с деньгами.

– Думаю, все будет хорошо, – произнес Эван и охнул, когда какой-то болт сильно ударил его.

– Меньше трехсот баксов. – Я начала грызть ноготь большого пальца. – Сколько дней мы сможем продержаться? Попробуем, как в фильме «Тельма и Луиза»? Начнем грабить винные магазины?

– Я не вор и ты тоже.

– Это не ответ на мой вопрос, если когда-нибудь я слышала хоть на один.

Эван выглянул из-под капота.

– Все будет хорошо, – повторил он. – А если нет, то мы всегда сможем заработать пару баксов, подрабатывая в стрип-клубе.

– Не хочу тебя разочаровывать, но я ужасная танцовщица.

Он захлопнул капот.

– Позволю себе не согласиться.

Я застонала.

– Мило.

Эван усмехнулся и бросил мне ключ от машины.

– Дай ей шанс.

В салоне стоял запах сигаретного дыма и псины. Я повернула ключ, и двигатель ожил.

– Она жива! – Эван с довольной улыбкой прислонился к окну. – Ты отлично справился, – похвалила я, освобождая ему место за рулем. Меня искренне впечатлило то, что этот кусок дерьма воскрес из мертвых. – Думаю, тебя ждет прекрасное будущее в качестве автомеханика.

– В этой жизни я механик. В следующей – пожарный.

– О чем ты?

Он обнял меня за плечи.

– Ты назвала ее Снежок? – Он внимательно посмотрел на маленькую белую машину. – Смешно. Я буду шокирован, если она сможет выжать пятьдесят и при этом не перегреется.

– Проклятье, ты починил ее, – проговорил Трэвис позади нас.

Прежде чем повернуться, я убрала волосы за ухо, прикрывая щеку.

– Да, завелась, – согласился Эван.

– Наверное, мне следовало запросить за нее больше.

Улыбка Трэвиса словно застыла. Выражение его лица напомнило мне ласку или опоссума. Захотелось выбраться отсюда как можно быстрее.

– Еще раз спасибо. И за то, что позволил мне поработать здесь. Я ценю это, парень, – сказал Эван, протягивая руку.

– Конечно, без проблем, – произнес Трэвис, держа руки в карманах. – Вы путешествуете? Куда направляетесь?

– То сюда, то туда, – спокойно ответил Эван. Он кивнул мне и махнул рукой в сторону пассажирской двери, к которой я уже подходила. – Береги себя.

Когда мы покидали стоянку, Эван смотрел в зеркало заднего вида почти так же пристально, как и в лобовое стекло. Я не сводила глаз с бокового зеркала.

– Ты думаешь, он в курсе?

– Без понятия. Думаю, он злится, что так дешево продал машину. В конце концов ему стало просто немного любопытно.

Минут десять мы ехали молча. Я не ориентировалась в окрестностях Уичито, но предположила, что Эван везет нас обратно в мотель.

– Такое чувство, что мы идем не в ту сторону, – заметила я.

– Знаю. Кажется, мы…

На транспортной развязке его слова затихли, а глаза сузились. Он включил поворотник и свернул на юг к Сто тридцать пятому шоссе.

– Юг? Куда мы едем?

Эван ничего не ответил, но еще несколько минут двигался на юг, тогда как сам же ранее настаивал на севере. Он всегда выбирал только север. И тут я увидела вывеску. Высокий синий прямоугольник с надписью «Джойлэнд». Изогнутая стрелка между «Джой» и «лэнд» указывала на вход в парк.

– Я была здесь раньше, – заметила я, когда Эван повернул Снежка на заросшую, утоптанную грунтовку.

– Похоже, парк закрыт уже много лет.

– Но я приезжала сюда. – Я таращилась в окно, открыв рот, а потом прикрыла его рукой. – Меня привозила сюда мама.

Припарковавшись, Эван сжал мою ладонь.

– Пошли.

Мы, держась за руки, шагали по парку развлечений. В падающем дневном свете он казался тихим и безжизненным, словно город-призрак. Покрытые облупившейся краской и ржавчиной аттракционы замерли. Игровые будки оказались закрыты ставнями, а некоторые были полностью опустошены. Продуктовые палатки разрушались среди сорняков, а тропинки покрывали сухие листья.

Остановившись, я зажмурилась и будто наяву услышала смех детей, металлический лязг старых аттракционов и голоса работников, завлекающих посетителей сыграть в азартные игры. Пахло сахарной ватой, попкорном, хот-догами, кукурузой и соусом для барбекю. Дух карнавала витал в неподвижном темном воздухе летней ночи.

И вот так, просматривая вспыхивающие перед закрытыми глазами образы, я почувствовала, как мама взяла меня за руку. Услышала ее смех. Таща меня от одной игровой будки к другой, она смеялась. Ее «свет» горел ярче, чем все лампочки на пути.

Я распахнула веки, и парк снова превратился в призрачное видение. Нас окружали лишь ржавый металл и гниющее дерево. И это Эван держал меня за руку.

Когда мы шли вглубь, у нас под ногами хрустели листья. Мы добрались до вывески с клоуном, чья маниакальная улыбка манила посетителей в страну радости. Я вспомнила его. Стоя на одной сломанной ноге, теперь он заржавел. Краска облупилась, за десять лет пребывания на солнце выцвела. Но память услужливо воссоздала его образ, вернув конусную шапочку в горошек.

– Мама попросила меня закрыть глаза, – произнесла я. – «Открой рот и закрой глаза». Она положила мне на язык сахарную вату. Я никогда раньше не пробовала ее. Помню, мне показалось, что на вкус она точь-в-точь соответствует своему названию – тающий во рту сахарный шарик.