Ох, до сих пор вспоминать невыносимо тот день, когда онавыследила рецидивистку, убийцу по кличке Гном[8] и окончательно поняла, чтолюбит Игоря поистине смертельно. И будет любить до последней своей минуты.

Ну да, смертельно. И до последней минуты…

Только что доказала это!

У Алены вдруг подогнулись ноги. Она села, где стояла, наасфальт, прижала кулаки к лицу и разрыдалась так, что какие-то мгновения ейдаже казалось, будто она сейчас умрет от этих рыданий, что сердце разорвется.Зачем-то прижала его ладонью, как будто оно собиралось выскочить.

Судьба ей, видно, все время плакать около этого красногодома на улице Медицинской…

Если бы она умерла там, в гараже, – Игорь бы что-нибудьпочувствовал?

Ага, ждите ответа! Почувствует он! И о ее смерти он,пожалуй, вряд ли узнал бы… Нет, когда-нибудь слухи все же дошли бы до него,мол, писательница Алена Дмитриева приказала долго жить… да-да, та самаяписательница, которая по нему с ума сходила.

Интересно, когда бы ее нашли? Ну, нашли бы когда-нибудь!

В виде полуразложившегося трупа.

Что помешало Ашоту и Павлу убить ее? Почему они передумали?Или это… или это было ими сразу задумано? Они с самого начала просто хотелинапугать зловредную особу, из-за которой так пострадали? Унизить ее хотели?Добиться, чтобы она молила о пощаде? Алена быстро перебрала все слова, которыесохранились в памяти, услышанные и произнесенные. Вроде бы нет, никаких моленийс ее стороны не раздавалось. Вот и хорошо, а то каково было бы ей сейчас… Аведь мстить им Алене было не за что, она же никому ни словом не обмолвилась,Муравьев сам сделал какие-то выводы и махнул шашкой со всего плеча – р-раз,полетели две головы. И чуть не слетела третья, Аленина.

Идиот, идиот, какой же он идиот, Лев Иванович Муравьев! Ну ичто проку теперь ему жаловаться? Ничего он не в силах будет сделать. Этиребята, пожалуй, и не врали насчет своего нерушимого алиби. Крепкоподготовились! Алена может с пеной у рта доказывать, что они покушались на ееубийство – у нее нет никаких доказательств. Ни-ка-ких! «Опель», наверное, иправда в угоне, иначе его не бросили бы где попало. Когда его найдут, можно несомневаться, что в нем даже при самом тщательном осмотре обнаружатся толькоследы Алены, и больше ничьи. Как бы еще ей угон не пришили… Небось и неповерят, что она не умеет водить машину. Где находился тот страшный гараж, онаи под пытками не вспомнит, потому что не следила за дорогой. Все ее рассказыбудут восприняты как клевета и выдумка чистейшей воды. Конечно, Павел – а он,можно не сомневаться, голова этой затеи – не зря в органах работал, поднаторел.И все предусмотрел.

Алена тяжело всхлипнула, отерла глаза.

Можно представить, на что сейчас похоже ее лицо срастекшейся тушью. На лицо трубочиста! В трамвай сядет – люди испугаются.

Может, не стоит? Отсюда пешком до ее дома около часа.Ничего, не умрет. Дойдет как-нибудь.

Да, лучше пойти пешком, чтобы вернуться усталой дополусмерти, сразу упасть в постель и заснуть, заснуть, ни о чем не думая, невспоминая – ни запах бензина, заполняющий ноздри и горло, ни шум ночного ветра,ни слезы о невозвратном и невозможном. Ни имени его – последнего в жизни…

Ты одна. Ты, как всегда, одна. Ничего, ты к этому привыкла.Ты любишь свое одиночество.

Иди сейчас, насладись им, излечись им. Другого лекарства всеравно нет…

Алена тяжело поднялась и, бросив прощальный взгляд на домИгоря, побрела по дороге прочь. Она как раз проходила мимо остановки, когдаподлетел очередной трамвай.

Вошла в вагон и села на свободное место. Нашарила в карманемелочь, взяла билет. И если кому-то из немногочисленных пассажиров или, кпримеру, кондуктору чем-то не понравилось ее лицо, то это были их, пассажиров икондуктора, личные трудности.

Ей показалось так странно дома! Немытая чашка из-под кофе враковине, бумажка, упавшая с письменного стола, какие-то обрывки в мусорнойкорзинке, халат, небрежно брошенный на кровать… Алена машинально навелапорядок, думая только об одном: эти остатки кофе заплесневели бы, вещипокрылись бы пылью, цветы окончательно засохли бы, пока она там, в гараже…

Полила цветы. Сердце все время трепыхалось в горле, полегчестало только после того, как постояла под горячим душем.

Легла, свернулась клубком, уткнулась подбородком в колени.Теперь нужно попытаться заснуть – во что бы то ни стало.

Сна ни в одном глазу.

Может, выпить чего-нибудь?

При одной только мысли об этом желудок свело судорогойотвращения и зазвенело в ушах. Да как громко, прерывисто!

Нет, не в ушах. Это звонок в дверь.

Что такое? Кто мог… в такое время?

Сигнализацию она отключила, как только пришла, Аленаотчетливо помнила. Значит, сейчас к ней не может рваться дежурная группа отделаохраны, прибывшая по тревоге. В любом случае они сначала звонят по телефону,проверяют, дома ли хозяйка-растяпа, забывшая позвонить на пульт.

Может быть, Алексей приехал?

Зачем бы?

Снова звонок в дверь.

Подошла:

– Кто там?

Тишина.

– Кто там?!

Нет ответа.

Алена коснулась маленькой створки, которая прикрывалаглазок, хотела отодвинуть ее, посмотреть, но тотчас отдернула руку. Кадр изкакого-то фильма: человек смотрит в глазок, а из коридора ему стреляют прямо вглаз.

Да, после того, что пришлось испытать сегодня, от жизниможно всего ожидать!

– Кто там…

Вот таким же тихим, шелестящим, бумажным голосом онаговорила в машине, в гараже.

И вдруг ее осенило: да ведь там снова Павел с Ашотом! Ониеще не натешились! Не наигрались! Они не собирались ее убивать, хотели толькопомучить! И продолжают это делать, продолжают ее доставать!

Снова звонок – так и хлестанул по нервам!

Алена отпрянула, кинулась к сумке, достала мобильник.Муравьев, Муравьев… Вот он. Сейчас она ему расскажет все: и про гараж, и про «Опель»,и про звонки в свою дверь! Пусть сам разбирается со своим мстительным«заместителем»!