предстояло выйти замуж за иностранцев. Поэтому кроме латыни им преподавали итальянский, французский и испанский. В каком-то объеме преподавался и немецкий, но габсбургские женщины, как и их компаньонки-аристократки, обычно говорили на диалекте «не менее вульгарном, чем у судомойки» (немецкий Марии Терезии был особенно грубым). Кроме языков девочек учили музыке, танцам, живописи и рукоделию. А вот с мужскими дисциплинами — географией, геральдикой и камерализмом — их не знакомили. Удивительно, но, даже зная, что Мария Терезия унаследует власть, император Карл VI не внес никаких изменений в ее образование. Впоследствии императрица жаловалась, что восхождение на престол далось ей непросто: «Отец не изволил хоть как-то посвятить меня в правила управления государством или международных отношений». Несмотря на это, для своих дочерей она тоже не пожелала расширить круг изучаемых дисциплин, советуя им держаться в стороне от политики[352].

Среди женских портретов в Зале гигантов есть один особенный. Это эрцгерцогиня Мария Анна — старшая из доживших до зрелости дочерей Марии Терезии, сподвижница Игнаца фон Борна, а впоследствии светская аббатиса и, предположительно, масонка. Тому, кто захотел бы взять ее в жены, пришлось бы где-то разместить ее научную коллекцию из 7923 минералов, 195 образцов жуков и 371 бабочки на булавках. Ее портрет — предостережение возможным женихам: Мария Анна изображена у письменного стола, на котором груды бумаг, книги и глобус. Она указывает на лежащее на столе перо. Это синий чулок, предупреждает зрителя художник Мартин ван Майтенс: интересы этой женщины не ограничиваются браком и детьми, они распространяются на другую сферу устремлений Габсбургов — научное познание.

Пример Марии Анны показывает, что машина для размножения и образец набожности не единственные возможные роли габсбургской женщины. Оставались и другие призвания, самым частым среди которых было политическое. Габсбургские правители отдавали своим родственницам посты наместников и губернаторов. Здесь, как и во многом другом, тон задал Максимилиан I, в 1507 г. поставивший править Бургундией и Нидерландами вместо себя свою овдовевшую дочь. Но сказывались, впрочем, и испанские связи: в Арагоне и Кастилии женщинам без особых препятствий дозволялось править и на равных с мужчинами участвовать в разделе наследства. Знатные испанки вплоть до конца XVIII в. сидели на полу по-турецки, скрестив ноги, но это не мешало им занимать самые высокие посты. В XVI в. Карл V сделал красавицу-жену Изабеллу Португальскую своим регентом в Испании. От лица последнего в испанской линии Габсбургов, несчастного Карла II, правила в статусе регента и «куратора» его вдовая мать Марианна Австрийская, которая манипулировала юным монархом столь же безжалостно, сколь дурно разбиралась в государственных делах[353].

По заведенному порядку наместниками Нидерландов могли быть только члены правящего дома, однако на эту роль не всегда хватало законных наследников мужского пола — именно поэтому управление страной пришлось отдать бастарду дону Хуану. Женщины тоже брали огонь на себя. Большую часть XVI в. наместниками Габсбургских Нидерландов были они: Маргарита Австрийская, Мария Венгерская и Маргарита Пармская — одновременно и женщина, и bâtarde. В 1598 г. Филипп II полностью уступил власть над Испанскими Нидерландами своей дочери Изабелле и ее мужу Альбрехту, приходившемуся Филиппу племянником по обоим родителям. Всю совместную жизнь Изабелла называла Альбрехта кузеном. Филипп рассчитывал, что потомки Альбрехта и Изабеллы станут суверенными герцогами Нидерландов, но этот брак оказался бесплодным. После смерти Альбрехта в 1621 г. Изабелла убрала из брюссельского дворца своих попугаев и карликов, остригла волосы и надела монашеское облачение. При этом вплоть до самой смерти в 1633 г. она продолжала править, но уже не как суверенная эрцгерцогиня, а от имени Филиппа IV Испанского. После этого наместниками Нидерландов назначались то родственники-мужчины испанского короля, то, если таковых не случалось, кастильские и португальские гранды[354].

В состав Испанских Нидерландов входило 10 провинций, располагавшихся приблизительно на территории современных Люксембурга и Бельгии, но разделенных посередине независимым епископством Льежа. У каждой из провинций были особые «права, свободы, привилегии, обычаи и традиции», уважать которые клялся каждый новый наместник. Писаный свод этих прав и обычаев имелся, однако, только в Брабанте, что обеспечивало правителям определенную свободу в их толковании. И тем не менее принцип, требовавший при обложении населения новым налогом получить согласие его представителей, всегда оставался незыблемым, что существенно ограничивало власть наместника.

В Испанских Нидерландах испанская культура соединялась с фламандской. В городах часто ставились испанские пьесы, как в оригинале, так и в переводе: у одного только Лопе де Веги на фламандский было переведено 19 произведений. Испанские ценители искусства, и не в последнюю очередь сам король, покупали картины фламандских художников, а Альбрехт и Изабелла заказывали Рубенсу работы и для своего брюссельского дворца Куденберг, и для различных храмов в Испании. Обычно это были картины религиозного содержания, в которых преломлялись главные темы габсбургского благочестия — почитание евхаристии и культ Девы Марии. Более приземленный культурный обмен состоял, например, в том, что в период с 1638 по 1647 г. более ста фламандок вышли замуж за испанских военных антверпенского гарнизона. Даже во фламандском языке стали появляться кое-какие испанские заимствования.

Скрепляющим раствором тут была религия. Разделение Нидерландов в конце XVI в. на протестантский север и католический юг согнало с насиженных мест огромные массы людей: из 10 южных провинций, оставшихся под властью Испании, ушли около 150 000 беженцев. Испанские Нидерланды прониклись духом и формой барочного католицизма, обзаведясь самой густой в Европе сетью придорожных распятий, часовен и статуй святых. Монашеские ордена, особенно иезуиты, не только обратили всех жителей в католичество, но и привили им глубокую религиозность. К 1640-м гг. во «Фламандско-бельгийской провинции» ордена иезуитов насчитывалось почти 900 священников: по восемь на каждые 10 000 жителей, тогда как в Испании этот показатель равнялся пяти, а во Франции всего одному. Местные семинарии готовили святых отцов не только для самих Испанских Нидерландов, но и для иезуитских миссий в Латинской Америке, Анголе и Китае[355].

Во время Войны за испанское наследство Испанские Нидерланды сначала захватила Франция, а затем, ненадолго, — союзные силы Республики Соединенных провинций и Британии. По итогам переговоров 1713–1714 гг. эти земли отошли Карлу VI, однако Раштаттский мир обязывал императора чтить права и свободы провинций теперь уже Австрийских Нидерландов. Маркиз де Прие, бесчестный сардинец на службе у Карла, принимал от имени своего господина присягу за присягой в ходе пышных церемоний, для которых развешивал гобелены с изображениями военных побед императора, а вместо положенного в таких случаях городского ополчения демонстративно выстраивал отряды фузилеров и гренадеров. Каждой такой инаугурации, однако, предшествовали ожесточенные переговоры с сословным съездом провинции, которые ограничивали реальную власть габсбургского правительства. Согласовывать