С утра было совещание в министерстве обороны. Похоже, они там все посходили с ума – требуют сокращения финансирования департамента специальных операций. Видите ли, жалованье младшего офицера департамента выше, чем у чиновника второго класса. И никто не принимает во внимание, что чиновник простаивает в углу своего кабинета и в любую погоду получает горячие напитки из экобара, в то время как офицеры департамента практически всегда на передовой. И если армейские и флотские штатные еще имеют возможность отсидеться в гарнизоне на базе где-то в спокойном регионе, то офицеры департамента такого шанса не имеют.

Они в первых рядах штурмовых подразделений, они среди пилотов авангардных кораблей прорыва, а им, значит, жалованье сократить до уровня министерских дармоедов.

– Крайверт! – позвал адмирал, и из-за колоннады показался помощник адмирала. – Пусть принесут что-то из экобара, я не хочу давиться едой из мейдера.

– Слушаюсь, господин адмирал.

– И еще – позови кого-нибудь из нашей службы дальнего снабжения. Кто у нас там сейчас?

– Полковник Леонард, господин адмирал.

– Да, сгодится. Пусть явится немедленно, дело не терпит отложения. – Помощник выскочил из зала, а адмирал еще раз взглянул на прозрачный купол, затем забрался на трон и огляделся, проверяя, насколько выверены ряды скамеечек, на которые во время собраний вокруг него становились подчиненные – в зависимости от ранга.

Это была свита адмирала, которая полагалась его важному посту. Не то чтобы ему это нравилось, но приходилось следовать традициям, поскольку стоит отказаться от них, и сразу пойдут сплетни.

В Верховном штабе они распространялись быстрее, чем в пригородах криминального Тейтума.

Впрочем, здесь, в центральном офисе, адмирал бывал нечасто. Обстоятельства требовали от него жить на борту флотских флагманов, а между ними в случае необходимости перемещаться на скоростных флайтерах, после которых у него часто случалось жжение в брюхе.

Доктора говорили, что это из-за отложенного допплеровского эффекта и чего-то там в волновом раздвоении.

Послышались шаги – от дальней парадной двери к трону адмирала спешил полковник Леонард. За ним семенил его адъютант, катя тележку с типографской машиной.

Все уже знали, что адмирал любил работать с твердыми копиями – ему нравилось листать страницы пахнущего озоном теплого пластика, а электронная бумага его раздражала, ему казалось, что она смазана каким-то жиром вроде глюцинового слоя на восстанавливающем медицинском пластыре. Все его ассоциации были связаны с войной.

– Итак, полковник Леонард, что вы думаете о рекомендациях министерства?

– Они своевременны, сэр, – склонил голову полковник Леонард.

– М-да, – произнес адмирал, подавляя вздох. – Но вы же понимаете, что мы не можем все время отступать, так нас оставят совсем без штанов.

– Сэр, я всего лишь военный бухгалтер, – пожал могучими плечами Леонард, и стоявший позади него адъютант невольно повторил это движение.

– Хорошо, что они нам вменяют?

– Перерасход резерва, сэр.

– Но это наш резерв.

– Наш, сэр, но мы его превысили.

– Мы строили корабли и взяли немного из бюджета другого периода. Неужели они думают, что мятежники будут ждать, когда мы сверим наши бухгалтерские показатели? У нас в Бакийском бассейне снова прорыв вражеской эскадры. Четвертый раз за период!

И адмирал потряс кулаком, чувствуя, что переходит границы эмоциональной дозволенности.

– Увы, сэр, в соответствующей главе Устава вражеские эскадры рассматриваются как гражданские коммерческие суда, а потому они не могут считаться военными кораблями. Отсюда и сокращение финансов на постройку кораблей для нашего департамента.

– Но это маразм!

– Это недоработка, сэр. Но если сформировать заявку и передать в комитет по военному и гражданскому статуту, мы сможем решить этот вопрос.

– Когда?

– Я полагаю, ко второму периоду от момента подачи заявки, сэр.

– Но если мы будем так долго ждать и руководствоваться прежним статутом, мы потеряем оба бассейна.

– Так точно, сэр.

– И что же вы предлагает?

– Я не могу ничего предлагать, сэр, я могу только исполнять приказы.

– В таком случае я приказываю вам изыскать возможности финансирования флота так, чтобы никто ничего не заметил.

– Но, сэр, как же такое возможно, ведь, если у нас будут корабли, мы не сможем их спрятать или отогнать за красный астероидный пояс в Хявити.

– Отличная мысль, полковник Леонард! – воскликнул адмирал, вскакивая с трона.

– Нет-нет, – отшатнулся бухгалтер и так замахал руками, что зазвенели его многочисленные медали, полученные за выслугу лет. Он пришел в ужас от мысли, что кто-то, подслушав эти разговоры, может обвинить его в попытке провести жульнические действия против казны.

– Ладно-ладно, не машите граблями, полковник, – произнес адмирал, возвращаясь на трон. – Что еще мы можем предпринять?

– Только сократить расходы, сэр.

– А как вы это себе представляете? Остановить войну с мятежниками?

– Мы выбились из резерва совсем ненамного, сэр, и я мог бы указать позицию, которую можно сократить. Получилось бы именно то, что нужно.

– И что это такое? – осторожно поинтересовался адмирал, предчувствуя бухгалтерский подвох.

– А вот, ваше превосходительство…

Полковник Леонард сделал шаг вперед и развернул документ, где было много всего написано.

– Доложи своими словами, – отмахнулся адмирал.

– «Специальные операции специального отдельного особого отдела „эйч“», сэр.

– И… что это означает?

– Я не знаю, сэр, гриф «особо сверхсекретно» не позволяет мне узнать больше одного названия графы. Но сумма напротив нее стоит изрядная.

– Ну-ка, покажите…

Адмирал наклонился, а полковник подался еще вперед.

– М-да, немалая сумма, – согласился адмирал и выпрямился на троне, соображая, как поступить. – Вы вот что, полковник, вы идите к себе, а ко мне пусть пришлют перкусьера третьего класса Паркана.

– Вот именно, ваше превосходительство, давно пора было спросить с этого господина, поскольку он…

– Свободен, полковник! – оборвал Леонарда адмирал, и тот, едва не сбив адъютанта с типографской тележкой, поспешил прочь.

Перкусьер третьего класса Паркан был из ронвердов. Они выглядели посуше и пожилистее суперколверов, имели более крупную голову, были молчаливы и всем другим занятиям предпочитали созерцание. Даже – хмурое созерцание.