— В комнате у Алисы. Эта… нехорошая девочка спрятала свою крысу, чтобы мы с Глебом поругались. Обвиняла меня. Думаешь, это очень приятно?

— Думаю, не очень. Но Глеб Викторович разве тебя обвинял? — возразил Дима уже гораздо решительнее. Видимо, разобравшись в причине истерики, осознал и то, что должен говорить. — Я сомневаюсь, что он тебя вообще подозревал, а уж тем более — обвинял. Зачем красть крысу? Это действительно только ребёнок и мог придумать.

— Не обвинял, — не стала отрицать Альбина. — Но он меня и не защищает особо. Этот ребёнок постоянно вытирает об меня ноги. Я просто дико устала от подобной ситуации. Не знаю, что делать. Ну не нравлюсь я ей, как ни стараюсь!

— Так, может, и не стараться? — предложил вдруг Дима. — Ты ведь за Глеба Викторовича будешь замуж выходить, а не за Алису. Рано или поздно ей надоест пакостничать, я уверен.

— Вот именно — скорее поздно, чем рано. — Альбина усмехнулась, шевельнулась… и ощутила, что совершенно замёрзла, особенно в том месте, на котором сидела. — Слушай, холодно, пойдём отсюда. Хватит, наплакалась я. Проводишь меня?

— Провожу, — кивнул Дима к её радости, встал и подал руку. Сердце вновь совершило в груди сальто-мортале, и Альбина, приняв ладонь мужчины, встала и робко, осторожно посмотрела ему в глаза, бросив взгляд из-под ресниц.

Дима смотрел спокойно. Без восхищения или трепета, без желания. Возможно, немного сочувственно, но и только.

Ладно, скоро задействуем тяжёлую артиллерию…

Альбина ухватила Диму за локоть, и до корпуса, где она жила, они так и шли — под ручку. Разговаривали тихо, и уже не про Алису — про погоду и Димкины планы на выходные, которых у него не было, поскольку его невеста умудрилась подхватить ковид. Правда, уже выздоравливала, но карантин пока действовал.

Внутрь Дима заходить не стал, и Альбина даже чуть расстроилась, но решила не настаивать — это было бы слишком откровенно и подозрительно. Сняла куртку и, улыбаясь одной из своих самых обаятельных улыбок, протянула её мужчине.

— Спасибо тебе огромное за всё. И за ветровку, и за разговор. Очень помогло.

— Я рад, — мягко улыбнулся Дима, опустил взгляд… и коснулся им зоны декольте. Альбину окатило жаркой волной, и она, повинуясь какому-то порыву, подалась вперёд и прижалась губами к мужской чуть колючей щеке, пахнущей настолько потрясающе, что Альбина едва не застонала. Боже, какой же он… великолепный…

Отстранилась, посмотрела в глаза и улыбнулась — взгляд у Димы был слегка растерянный. И смотрел мужчина на её губы.

— Доброй ночи, — почти пропела Альбина, облизнувшись, и поспешила внутрь здания.

На этот раз девушка была уверена, что Дима, пока она уходила, смотрел на неё, а не в пространство. И не куда-нибудь, а на бёдра и ягодицы.

Смотри-смотри… Только глаза не сломай, дорогуша!

78

Зоя

Ночью я долго не могла уснуть, всё ворочалась и вздыхала. Считала овец, зайцев, ещё какую-то дичь, но ничего не помогало — на сердце было тревожно и волнительно.

Я отлично понимала, что было бы правильнее написать заявление об увольнении завтра же, пока у меня ещё остаётся шанс вырваться из этой истории с наименьшими потерями. Как будто мне было мало Марата! Он унизил и растоптал меня настолько, что я потом несколько лет вообще не могла смотреть на парней. А как иначе? До сих пор порой вспоминались его презрительный взгляд и слова: «Да кому ты вообще можешь быть интересна, простушка-бедняжка? Ты просто так настойчиво предлагала себя, что я решил взять. С чего бы нет? Но хватит — надоело. Предложи себя кому-нибудь другому, тебе не привыкать».

Да, у меня тогда надолго развился «комплекс шлюхи». Казалось, если я просто посмотрю на парня — всё, я уже сразу ему себя предлагаю. И это ощущение было настолько ясным и чётким, что я старалась и вовсе ни на кого не смотреть. Погрузилась сначала в учёбу, потом в работу… А после встретила Лёшку, который сам начал «предлагаться». И он, по-видимому, излечил меня от этого комплекса хотя бы частично. Точнее, я так думала раньше.

Теперь, после знакомства с Глебом, старые сомнения вернулись вновь. Вдруг он заметит, что я к нему неравнодушна, и так же, как Марат, просто решит взять то, что плохо лежит? Мне казалось, что Глеб не такой, но… разве я его по-настоящему знаю? О Марате я ведь одно время очень хорошо думала. Конечно, я замечала, что он мажор с понтами, но не думала, что он конченое чмо.

А Глеб не мажор. И без понтов. Но он — человек денег, тогда как я — человек безденежья. Причём вечного. И ещё я его прислуга. И…

Сделать вывод из всего этого я не успела — в дверь тихонько поскреблись. Точнее, сначала тихонько, а потом всё громче и громче…

Я села на постели, свела брови и уставилась на дверь. Может, мне чудится? Слишком долго не сплю, вот уже и галлюцинации начались?

— Зоя, открой, — раздался из коридора голос Алисы. — Это я. Пожалуйста, открой!

Тьфу, и как я сразу не подумала на племянницу Глеба? Совсем мозги помягчели с этой влюблённостью…

Встала, подошла к двери, плюхнулась на пол, вздохнула и сказала:

— Лиска, твой дядя запретил тебе со мной общаться.

— Я зна-а-аю! — горестно провыли по ту сторону порога. — Но я ненадолго, честно-честно. Мне очень надо, правда!

Надо ей. И Глебу, видимо, тоже было «надо», когда он сегодня почти весь вечер у меня на кухне торчал.

— Я сейчас открою, так и быть. Но только сегодня, Лис, ты поняла меня? И на пять минут. Дядю надо слушаться.

— Да-да-да, спасибо! — затараторила девочка, и я, поднявшись с пола, повернула задвижку.

Первой в комнату прошмыгнула Фиса и тут же забралась в мою постель, юркнув под одеяло. Подозреваю, что ей тоже очень хотелось спать, а её мелкая козявка… то есть хозяйка, ей не давала, отправившись на ночные похождения.

После Фисы в комнате оказалась уже племянница Глеба — в пижаме и с Мафусаилом в руках. И с двумя косичками. Ещё и пижама тёмная, хотя и не видно, какого цвета, — свет в комнате я не зажигала. Ну точь-в-точь ребёнок семейки Аддамс!

— А косички тебе кто заплетает? — поинтересовалась я отчего-то, пока Алиса нерешительно мялась перед разобранной кроватью. — Что