«Он позволил себя убить! – мысленно поправил Гербранда моррон, поскольку был не в состоянии говорить. – Ах, если бы не этот проклятый трюк с телепортом! Я бы непременно добил ублюдка!»

– Да хватит тебе! – прервал наемника незнакомый Штелеру голос, прозвучавший по-хозяйски вальяжно и в то же время властно. – Дай бедолаге Одо отдышаться! Не шутка ведь, две такие удручающие неприятности за каких-то три дня! Глянь, на юноше лица нет, да и наша дама устала слушать твои поучения. Давайте лучше поговорим о приятных мелочах! Не помните, когда истекает срок ультиматума шеварийскому королю?

Услышанное поразило моррона настолько, что на какое-то время он даже прекратил попытки оторвать руки от пола. Выходило, что юнца по имени Одо никто не убивал, что, впрочем, было проблематично, учитывая то обстоятельство, что он являлся симбиотом. Пронзенный насквозь живот юноши, а затем и перерезанное противником горло казались одному из участников странной беседы всего лишь «удручающими неприятностями», но не более того. Судя по словам учителя, что в первый, что во второй раз Штелер сражался с одним и тем же бойцом, но насколько разительны были перемены и в скорости, и в технике ведения боя. Одо в лесу и в подметки не годился Одо, напавшему на него в подземелье.

– Да пес с ним! Как дураком был, так дураком и помрет! Сынок его старший уже давно на престол заглядывается, надо бы поддержать потуги мальца! – ответил баритон, точно принадлежавший господину Гербранду. – Ваше Сиятельство, этот вроде еще не очухался… помочь?

Вторым участником беседы, как понял моррон, являлся граф Норвес собственной персоной. О том, что глава охранников подразумевал под презрительным «этот» именно его, Штелер догадался, но в данный момент барона интересовала совсем не собственная участь. Граф упомянул, что рядом находится дама. «Неужели это Анвелла? Если и ее никто не похищал, то к чему Норвесу было устраивать представление?» – подумал моррон и тут же ощутил неимоверную легкость в членах. Неведомая сила не только освободила пленника от невидимых оков, приковавших его к полу, но и помимо воли моррона стала медленно поднимать его в воздух, а затем резко перевернула, так что он принял желанное вертикальное положение, но только не стоял, а висел примерно в метре от пола.

– Можно я пойду? – робко подала голос скромно сидевшая на стуле в уголке комнаты дама, оказавшаяся не юной баронессой ванг Банберг, а ее наставницей Линорой, непривычно бледной и молчаливой.

Яркий свет и сочные краски, царившие вокруг, на какой-то миг ослепили повисшего в воздухе моррона, но резь быстро прошла, и, когда мутная пелена упала с глаз, Штелер во всем великолепии узрел помещение, в котором он не по своей воле очутился. Это был скорее зал, нежели комната, большое помещение, где царили комфорт и режущая глаз полнейшая безвкусица в невообразимых сочетаниях красок и цветов. Барельефами батальных и мирных сцен были украшены не только серые стены и колонны, но даже закопченные стенки камина. Дорогая мебель из красного дерева выглядела бы куда более эффектно, если бы на ней не было ярко-зеленой обивки, совершенно не сочетающейся с богатой палитрой красных тонов, которыми был окрашен зал. Больше всего резали глаз огромные полотнища стягов, не только свисавших с потолочных перекрытий и прикрывавших колонны, но и развешанных на стенах вместо картин и гобеленов. На всех до единого знаменах, да и на кое-где видневшихся щитах было изображено одно: черная лапа хищной птицы, пугающая взгляд позолотой огромных когтей, на фоне ярко-красного поля. Немудрено, что у пленника тут же заслезились глаза и он не сразу разглядел лица присутствующих четырех господ и одной дамы. Скромно приютившаяся у камина группа из трех музыкантов и парочка стражников у двери были не в счет, их плененный моррон воспринял как неотъемлемую часть аляповатого интерьера, на который было явно потрачено множество средств и который определенно нуждался в основательной переделке профессионалами-оформителями.

– Куда шпешишь? Не лишай наш швоей компании! – прошамкал беззубым ртом юноша, сидевший возле камина, в котором моррон не сразу узнал изувеченного им сынка графа.

Мерзавцы неспособны к обучению, они не извлекают пользу даже из самых жестоких уроков. Хоть Штелер и изуродовал негодяя в лесу, но это не помогло, ничуть не повлияло ни на его ехидство, ни на грязные помыслы, ни на наглость зарвавшегося молодца. Всего через несколько дней после инцидента он чувствовал себя по-прежнему комфортно и уверенно. Юнец вел себя вызывающе, а взгляды, устремляемые им на гостившую в доме его отца наставницу невесты, были весьма откровенными и совершенно непристойными. Однако это ничуть не смущало присутствующих. Барон также с прискорбием подметил, что сынок графа лишь слегка шепелявил, в то время как не должен был пока совсем говорить. Это обстоятельство опечалило моррона, но в то же время и не удивило. Ведь если Одо был симбиотом, значит, к братству принадлежат и все остальные.

– Кажется, не к тебе обращались, так заткнись и не смеши меня своим шамканьем! – к радости Штелера, урезонил молодца Гербранд, на секунду оторвавшись от партии в шахматы, которую он вел с графом.

– Не забывайся, это все же мой сын! – заступился за нерадивого отпрыска вельможа, но как-то вяло, как будто исполняя давно наскучившую ему формальность.

– А я и не забываюсь, Ваше Сиятельство! Если бы не родство с вами, я бы уж давно…

Гербранд так и не озвучил своих несбыточных желаний в отношении не в меру агрессивного и наглого юноши, но граф, худощавый мужчина с виду сорока пяти – пятидесяти лет, и без слов понял отношение наемника к его сыну. Наверняка Гербранд не в первый раз нелестно высказывался о юном виконте. Такое проявление неуважения к его роду со стороны слуги почему-то ничуть не смущало седого графа, он даже не дернул остроконечной бородкой, услышав возмутительное заявление, а его тонкие пальцы, украшенные перстнями, даже не сжались в кулак. Впрочем, между присутствующими были явно особые отношения, разительно отличающиеся от отношений между обычным слугой и хозяином. К своему великому стыду, Штелер мало знал о жизни симбиотов, он их встречал лишь в бою и впервые попал в их обитель.

– Вот и наш гость пришел в себя, предлагаю отложить партию! – произнес граф Норвес, величественно одарив зависшего над полом Штелера презрительным взглядом.

– Нет, я сдаюсь, – покачал головою Гербранд и, взяв собственного короля, швырнул его в огонь камина.

– Зачем? – вскинул брови граф, явно удивленный таким абсурдным поступком.

– Король в шахматах что генерал на поле боя. Раз проиграл, должен погибнуть! – четко и ясно объяснил свой поступок наемник. – Выкупать из плена стоит только солдат. Нельзя ставить во главу войска однажды сдавшегося полководца, а куда его девать?

– Мой друг, но это лишь шахматы, фигуры, а не люди!

– Не скажите, Ваше Сиятельство, тут важен принцип! Может войти в дурную привычку… Да и склонивший голову король – дурной талисман…

– Вот уж не подумал бы… – видимо, пытался съязвить сынок графа, но лежавший на кушетке поблизости Одо на миг оторвал голову от подушки и запустил в приятеля сапогом.