— Тебе не сказали? — поморщился Гена. — Я же велел ввести тебя в курс дела, позвонить, объяснить. Ну, народ. Бомба на складе игрушек. Десять трупов, несколько тяжелораненых, думаю, к обеду число трупов увеличится, врачи сказали, двое совсем плохие. Эй, ты как?

Егор прислонился к мини-вэну криминалистов.

— Нормально, просто запах ужасный.

— Пейзаж там еще хуже, — объявил Геннадий. — Мой тебе совет, не ходи к складу, стой тут.

Следователь ушел, у Булгакова пискнул телефон, на экране возникла эсэмэска: «Хочешь меня остановить?» Егор написал в ответ: «Да» — и нажал на кнопку.

— Обалдеть! — с чувством произнес Сеня.

— И вы согласились отдать психу маленькую девочку? — с недоверием спросила я. — Родную дочь?

— Неродную тоже не следовало, — протянул Собачкин.

— Вы не понимаете, — устало сказал Егор. — Это была жертва. Я сначала категорически отказал мерзавцу, и что получилось? К вечеру в больнице умерло еще двое молодых людей. Преступник обещал навсегда прекратить взрывы, если получит Катю. Я утром видел гору обезображенных тел и знал: откажусь от сделки, бомбист не успокоится. Как я должен был поступить?

— Зачем ему девочка? — перебила я.

— Не знаю! — воскликнул Егор Владимирович.

— Вы были уверены, что не отдаете ребенка на смерть? — не успокаивалась я. — В руки педофила-насильника, садиста?

— Не знаю, — еще тише ответил Егор.

— Ты дурак? — гаркнул Семен. — Как можно… слов нет!

— Я спасал людей, — горько произнес психотерапевт.

— Вы поверили психу? — налетела я на врача.

Булгаков закрыл глаза.

— Он не обманул, такие не врут, когда предлагают сделку. Я составил его профиль и понял: взрыватель устал, он хочет остановиться, но не может, ему нужен якорь, который его удержит.

Сеня стиснул руки.

— Роль якоря предназначалась Кате. Почему ей?

— Не знаю, — привычно ответил психотерапевт, — это нечто глубоко личное. Я сильно задел преступника, когда искал его и вышел на Колокольцева. Может, обидел, посчитав Вениамина главным действующим лицом. Иногда бывает, что следователь, психолог, криминалист, даже простой конвойный в СИЗО, любой, кто, по мнению патологической личности, хорошо ее изучил, превращается для нее в заклятого друга. С одной стороны, преступник ненавидит мента, с другой — уважает его, хочет быть с ним на равных.

Я внимательно слушала Егора. В его словах была правда. Александр Михайлович рассказывал мне, что порой между следователем и преступником при допросах завязываются странные отношения, в которых причудливо переплетаются разные чувства. И в богатом опыте полковника имелся случай договоренности с серийным насильником. Дегтярев тогда был всего-то лейтенантом и безуспешно пытался поймать парня, который нападал на женщин, избивал их, насиловал и уходил. Хорошо хоть, никого не убивал. Александр Михайлович чувствовал себя полнейшим идиотом, негодяй действовал нагло, уверенно, не оставлял следов, всегда пользовался презервативом, не снимал маски. Ни одна жертва не смогла дать его описание. И вдруг молодому следователю прислали письмо. В нем из вырезанных газетных букв была склеена фраза: «Александр прекрати меня искать я перестану навсегда будешь искать продолжу». Знаков препинания не было. И Дегтярев пошел на поводу у негодяя: он сдал дело в архив, получил по шапке от начальства, заработал немало неприятностей. Но серийный насильник сдержал слово, он более никогда не охотился на женщин. Если быть честным — молодой следователь совершил должностное преступление. Мне о том случае полковник рассказал не так давно, в состоянии хорошего подпития, после того как его коллегу уволили из органов за проступок.

— У всех есть грешки, — заплетающимся языком говорил Дегтярев. — Я сам не святой. Хотя взяток не беру, дела за деньги не закрываю, ни у кого на поводке не бегаю. А тот насильник?! Мне его было не поймать. Сколько б он еще баб изуродовал, а?

В жизни случается всякое, никогда не надо с пафосом восклицать: «Да как он мог! Да я бы на его месте!»

Лучше промолчите. Вы же не были на этом чужом месте. Вас не загоняли в угол, не заставляли делать выбор, когда и так и этак будет плохо. Не надо осуждать других, лучше посочувствуйте человеку.

Я судорожно вздохнула. Молодец, Дашутка, хорошая речь, но в тебе самой сейчас нет ни капли сочувствия к Егору Владимировичу. Он отдал двухлетнюю малышку преступнику! Какую оценку дать такому поступку?

— Это была жертва, — упорно твердил Егор, — вспомним Библию. Авраам повел сына, чтобы убить его в угоду Господу…

— Вот только руку, занесенную папашей, остановил посланец божий, — не выдержала я. — На мой взгляд, это не очень хороший пример.

— Отставить теологические споры! — топнул ногой Сеня. — Говорим про Катю!

Мне стало понятно: Собачкин, услышав шокирующее признание психотерапевта, потерял самообладание. Да оно и понятно, почему.

— Рассказывай, как практически осуществилось похищение, — чуть ли не закричал Сеня, перейдя на «ты».

— Пожалуйста, тише, — взмолился профессор, — в квартире посторонние, посетители музея.

Я подошла к Сене, положила ему руки на плечи и пообещала:

— Он не будет шуметь. А вы отвечайте на вопрос.

— Одиннадцать лет прошло, — мрачно сказал психолог, — все подробности я не помню.

— Выкладывайте, — разозлилась я, — вы отправили эсэмэску, и что дальше?

— Он позвонил, — чуть слышно сказал Егор, — приказал завтра привести Катю на Курский вокзал.

Я вздрогнула. Туда же направилась подросшая девочка через одиннадцать лет. Это случайность? Или продуманный план?

— Ребенка надлежало оставить в зале ожидания на скамейке, — откровенничал Егор, — предварительно Кате надо было дать снотворное. Спящая девочка на вокзале не вызовет подозрений.

— Так! — с угрозой произнес Сеня. — Ну и?

Егор закрыл лицо ладонями.

— Я созвонился со Светой, выяснил, что она собирается пойти в мебельный магазин вместе с Катей, предполагает оставить ребенка в комнате для игр. Войти туда и забрать незаметно малышку не составило труда. Я просто выждал, когда воспитательница отвлечется, и взял Катю. Девочка меня хорошо знала, не заплакала, обрадовалась, протянула руки.

— Наивная! — с издевкой произнес Сеня. — Небось думала, папочка куклу купит, а он ей таблеток в рот и на вокзал.

— Я сделал укол, — поправил его Егор. — И не дай бог вам испытать то, что я чувствовал, оставляя Катю на скамейке.

Я не поверила своим ушам.

— Вот так просто ушли? Не спрятались, чтобы подсмотреть, кто подойдет к малышке?

— Таково было условие сделки, — промямлил Булгаков. — Я покидаю вокзал, не оглядываясь, не задерживаясь, не иду в милицию, на Катю не вешают «маячок», иначе будут новые взрывы. Да как вы не можете понять? Я спас десятки, сотни людей!