Лени еле кивнула, но Мэтью все равно заметил и робко коснулся губами ее губ. Совсем как в книгах, которые она читала. Этот первый поцелуй изменил ее, открыл мир, о котором она не подозревала, огромную, яркую, дивную вселенную, полную неожиданных возможностей.

Наконец Мэтью отстранился, и Лени впилась в него обеспокоенным взглядом:

— Нам. Вот так. Опасно.

— Ты права. Но это ведь неважно?

— Да, — тихо согласилась Лени. Она понимала, что впоследствии, наверно, пожалеет об этом, но сейчас не могла иначе.

— Все неважно, кроме нас с тобой.

* * *

Поехали со мной, Лен, ну пожалуйста…

В Анкоридже замечательный университет… до осени ты еще успеешь поступить. Поедем вместе.

Вместе…

Дома она поставила велосипед, пошла кормить скотину и по рассеянности опрокинула полное ведро зерна. Потом натаскала воды из колодца. Час спустя, управившись по хозяйству, увидела, что родители стоят на берегу у лодки. Они собрались на рыбалку.

Их не будет несколько часов.

Можно съездить на велосипеде к Мэтью. Пусть он снова ее поцелует. Родители и не узнают об отлучке.

Дурацкий план. Они же с Мэтью завтра увидятся.

Она схватила велосипед, прыгнула в седло и покатила прочь, мимо каноэ, которое отец на той неделе приволок со свалки, мимо гниющего велосипеда — отцу так и не удалось его починить. На дорожку падали тени от деревьев, и Лени пробирал холодок.

Она выбралась на большую дорогу, на солнце, и проехала четверть мили до забора Уокеров. Свернула в открытую калитку, миновала покрашенную арку с вырезанным на ней коричневым кижучем и поехала дальше.

Лени понимала, что это опасно, но ей было плевать. Сейчас она думала только о Мэтью, о том, как она чувствовала себя, когда он ее поцеловал, и как сильно ей хочется снова его поцеловать.

Дорогу к дому Уокеров явно отремонтировали и посыпали гравием. А вот отцу в голову не пришло бы заделывать ямы, чтобы стало легче ездить.

Запыхавшись, она остановилась у дома.

Мэтью тащил в хлев огромную охапку сена. Завидев Лени, выронил сено и бросился к ней. На нем был огромный хоккейный свитер, шорты и резиновые сапоги.

— Лен? — Как же ей нравилось, что он дал ей новое имя, словно превратил ее в какую-то другую девушку, которую знал только он. — Что с тобой?

— Я соскучилась по тебе, — призналась она. Глупо. Они же едва успели расстаться. — Нам нужно… быть вместе.

— Я к тебе приду завтра ночью. — Мэтью обнял ее. Именно этого ей и хотелось.

— К-к-как это?

— Я незаметно. — Он так уверенно это произнес, и Лени не нашла что возразить. — Завтра ночью.

— Не надо.

— В полночь. А ты выберись потихоньку ко мне.

— Слишком опасно.

— У вас же уборная во дворе, да? Выйдешь как будто в туалет. Не полезут же твои среди ночи на чердак проверять, дома ты или нет.

Она оденется потеплее, выйдет и побудет с Мэтью. Целый час, а может, и больше. Наедине.

Откажи она ему сейчас, глядишь, сумела бы жить разумно и любить так, что никто не сравнил бы это чувство с героином. И никогда бы не пришлось засыпать в слезах.

— Ну пожалуйста. Я очень хочу тебя увидеть.

— Лени! — раздался окрик отца.

Она оттолкнула Мэтью, но поздно. Отец видел их вместе. Он стремительно шел к ним. Мама бежала сзади.

— Какого черта ты тут делаешь?!

— Я… — Лени не знала, что ответить. Дурадурадура. И зачем она только сюда поехала!

— Я тебя, кажется, предупреждал, чтобы ты держался подальше от моей Леноры. — Отец схватил Лени за руку и рванул к себе.

Лени прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Мэтью не должен знать, что отец причинил ей боль.

— Лени, — нахмурился Мэтью.

— Не надо, не подходи, — попросила она. — Ну пожалуйста.

— Пошли, Лени! — Отец поволок ее за собой.

Запинаясь о кочки, она шла рядом с отцом, то налетала на него, то отставала. Если отставала слишком сильно, отец рывком подтягивал ее к себе. Мама семенила рядом, катя велосипед Лени.

Около дома Лени вырвалась, едва не упала и обернулась лицом к отцу.

— Я ни в чем не виновата! — выкрикнула она.

— Эрнт, они же просто друзья, — произнесла мама, надеясь его образумить.

Папа повернулся к маме:

— Так ты знала, что они снюхались?

— Ты преувеличиваешь, — спокойно ответила мама. — Они учатся в одном классе. И все.

— Ты знала, — повторил отец.

— Нет! — Лени вдруг охватил страх.

— Я видел, как она уезжала, — сказал папа. — И ты тоже ее видела, а, Кора? Ты ведь знала, куда она намылилась.

Мама покачала головой:

— Н-н — нет. Я думала, может, на работу поехала. Или за каким-нибудь галаадским бальзамом[59].

— Ты врешь, — отрезал он.

— Пап, не надо, она тут ни при чем, — сказала Лени.

Но он не слушал. Взгляд у него был дикий, отчаянный.

— Ты мне врала. — Он схватил маму и поволок в дом.

Лени бросилась за ними, но папа втолкнул маму в дом, а Лени отпихнул.

Хлопнул дверью. Лязгнул засовом. Заперся изнутри.

За дверью раздался грохот и сдавленный вопль.

Лени бросилась на дверь, колотилась в нее, умоляла открыть, впустить ее.

Наутро оказалось, что половина маминого лица распухла и побагровела, под глазом наливался фингал. Она в одиночестве сидела за столом, перед ней стояла чашка кофе.

— О чем ты только думала? Он увидел, как ты уезжаешь, и двинулся за тобой по следам шин в грязи.

Лени уселась за стол. Ей было стыдно.

— Я не подумала.

— Гормоны. Я тебя предупреждала, что с ними шутки плохи. — Мама подалась к ней: — Послушай меня, девочка. Ты играешь с огнем. И сама это знаешь. Я тоже это знаю. Держись подальше от этого парня, не то навлечешь беду.

— Он меня поцеловал.

И попросил тайком выбраться к нему сегодня ночью.

Мама долго молчала.

— Ну, один поцелуй еще ничего не меняет. Что ж я, не знаю? Но ты не обычная девчонка из пригорода, да и отец твой — не мистер Кливер[60]. Каждое решение влечет за собой последствия. Причем не только для тебя, но и для твоего парня. Для меня. — Она коснулась синяка на щеке и поморщилась. — Держись от него подальше.