Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не может быть…
– Может, солнышко, – шепнул отец. – Вспоминай.
Перед глазами против воли вновь закрутились видения. Но в этот раз многое изменилось. Очень многое. Человек в строгом костюме, что пришел в «Совенок» за детьми, наконец, обрел лицо. Лицо Егора Ежова. А облик майора, выкравшего девушку, изменился, и тот стал неотличим от Спаса.
– Но… как?
– Двадцать лет ты защищаешь нас от ужасов нового мира, – ответил Влад. – И за это время придумала свой собственный. Там люди укрылись в метро, звери превратились в чудовищ, а руины заражены ядом и радиацией. Все, как в старых книжках твоего детства. Истина смешалась с вымыслом, а образы получились столь яркими, что ты поверила в них и потеряла связь с реальностью. А она далека от твоих фантазий. К сожалению, не выжил никто, кроме этой общины. Да и мы уцелели лишь чудом. Но стали заложниками силы, что прежде нас спасла.
– О чем ты?
– Купол, девочка. Мы не можем из него выйти. Поэтому тебе пора просыпаться.
– Но я же… – Кроха ущипнула себя и зажмурилась от боли. – Не сплю.
Мужчина (глупо было продолжать называть его отцом) печально вздохнул.
– Ты слишком долго блуждала в своем воображении. И уже не понимаешь, где явь, а где морок. Но я могу помочь. Сядь в это кресло, – он провел ладонью по железной спинке.
– Да… сейчас. Только немного успокоюсь. Это все так… странно.
Арина коснулась левой рукой крышки ящика и зажмурилась. Правую опустила, но «Кедр» не бросила. Палец легонько поглаживал скобу, пока хозяйка оружия настойчиво говорила про себя:
Привет.
Я знаю, ты меня слышишь. Знаю, все эти сны и видения – не случайны. И хочу помочь. То, как с тобой поступили, нельзя ни понять, ни оправдать. Возможно, это просто бред, и ты – в самом деле я, а от мира не осталось ничего, кроме Купола. Но если все не так – дай знак, пожалуйста. Пора прекратить весь этот ужас.
Ей не ответили. Девушка горько усмехнулась и отстранилась от саркофага. Окончательно запутавшись в происходящем, она тонула во тьме неопределенности. И вдруг, не давая ей впасть в смертельное отчаяние, раздался тихий голосок.
Мне страшно. Я хочу уйти, но не могу. Жалко людей. Многие не виноваты. Но все умрут, если со мной или Аней что-нибудь случится. Мы связаны. Мы – единое целое.
Я спасу их. У меня получится.
Верю. Ты не такая, как те, что приходили раньше. Ты другая.
Да уж… Есть немного.
Будь готова.
Наваждение развеялось. Страдалица за стеклом превратилась в скелет в посеревшем комбинезоне. От щек не осталось и следа, черные вены казались червями на полупрозрачной коже. Но самое страшное – ей под корень удалили конечности, видимо, чтобы тело потребляло меньше энергии. А судя по штрихам на лбу и висках, собирались пойти дальше и оставить только мозг, но бунт Аманды их остановил.
Все остальные тоже лишились маскировки. Егор стал рослым гвардейцем, а Спас – старухой. То-то так настойчиво предлагал сесть на трон. Сделав вид, что ничего важного не случилось, Арина двинулась к железному стулу и, улучив момент, высадила в прихвостня треть магазина.
– Какого?! – бабка раззявила пасть и тут же получила прикладом в табло.
И откуда только силы нашлись – удар сшиб мегеру с ног, расквасил губы, нос и выбил два передних зуба.
– Фука! – она резво поползла в угол, роняя на пол капли крови. – Помоги мне! Ну фе!
Девушка встала над ней и взяла на мушку. Аманда оскалилась, и это выглядело действительно жутко.
– Ну, давай! Убей меня! Ты же хочешь отомстить за друзей и отца? Ты же не собираешься так и сдохнуть трусихой и слабачкой?
Арина кисло усмехнулась.
– Лучше я сдохну трусихой, слабачкой, чем найду силу… и стану тобой.
В ответ расхохотались, брызнув кровью.
– Ты уже стала мной… Просто не поняла еще. Это как зараза – сначала чутка зудит, но изменения уже необратимы.
– Заткнись, пожалуйста. Шлепай вниз и открывай клетки.
– А если не пойду?
Арина пожала плечами.
– В магазине десять пуль. В твоей ноге – десять дыр. Уговор?
– Ты сдохнешь, соплячка. Вы все подохнете!
– Я устала от болтовни. От этого места. От тебя. Считаю до трех…
Бабка косо зыркнула на труп и поднялась.
– Предупреждаю последний раз – одумайся. Ты не ведаешь, что творишь.
– Так объясни, – спокойно ответила Кроха.
– Ты слишком тупая, чтобы понять. Была бы умной – не учудила бы такого.
Арине страшно захотелось пнуть мегеру под зад и спустить с лестницы. Но она сдержалась. Творя зло ради зла и боль ради боли, можно в самом деле превратиться в Аманду.
Они вошли в казематы. Отец приподнялся на кровати и в недоумении уставился на дочь. Егор отвлекся от разглядывания ногтей и подмигнул. Пока висело неловкое молчание, старуха коснулась стены слева от люка и открыла потайную дверцу, за которой прятался ряд пронумерованных рычажков. Щелкнула тремя, отправив прозрачные панели в потолок.
Еж приветливо расставил руки и направился к девушке. Той показалось, что он собрался ее обнять – от безумца всякого жди, даже порыва внезапной и совершенно несвойственной ему нежности. Но парень шагнул мимо и вцепился бабке в голову. В тишине зубодробительно хрустнуло, труп со свернутой шеей грохнулся на пол. Платочек съехал с макушки и обнажил вколоченный в лысый череп обруч. Вместо спиц вдоль зеркальной глади змейкой протянулась ребристая антенна.
– Что ты натворил?! – взвизгнула Кроха.
– То, о чем давно мечтал. А ты разве нет?
– Дурак! Ее нельзя было убивать!
– Но я уже…
– Боже!
– Да почему нельзя? Опять лезешь со своим пацифизмом-гуманизмом?
– Замолчи, пожалуйста, – Арина шумно выдохнула и потерла вспотевший лоб. – Надеюсь, тот старик подскажет, как все исправить.
Но мумия в смирительной рубашке не подавала признаков жизни. Присмотревшись, Арина поняла – это тот самый глава фонда «Светоч», который набирал детей из приютов для экспериментов. Знать бы еще, каких именно.
– Помер вчера, – сказал бродяга. – От жажды. Ползал под дверью, как червяк. Хрипел, стонал, вываливал язык. А бабка стояла над ним и потягивала компот. Редкостная мразота. Так ей и надо.
– Да тут все хороши! Особенно ты.
– А я-то что?..
Над башней завыла сирена. Никогда прежде сигнал не звучал так громко и пугающе. Словно совсем рядом подыхало громадное чудовище вроде тролля. Одновременно с этим дрожь под ногами стала ослабевать.