Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Не напрасно, когда я впервые увидела вас среди гостей из Лютеции, вы показались мне воином, вырядившимся в священника, – вставила Алекто, вспомнив, какое впечатление произвёл на неё ряженый викарий.
- Зато я с первого же взгляда был очарован вами... окончательно и бесповоротно, – в свою очередь заметил мужчина, и взгляд, которым он впился в лицо девушки, говорил, что он не лжёт. Казалось, для него не существовало в этот миг ничего, кроме Алекто.
Испугавшись магии этого взгляда, Алекто опустила глаза и заметила, что браслет на её руке снова блестел кроваво-красным светом. Девушку бросило в жар. О чём свидетельствовало это пробудившееся свечение: о некой опасности, возможно, порождённой коварством мужчины, или же о его сильном чувстве к ней – любви с привкусом бури, предвещавшей тревоги?
- Какой красивый браслет! – воскликнул лже-викарий, который теперь тоже смотрел на руку Алекто.
- Это нечто большее, чем красивое украшение.
- Правда? Мне кажется, я уже видел его... у другой женщины. Да, вспомнил! Такой же браслет был у мадам Радегунды из свиты герцога Ортенау.
- Она подарила его мне, – призналась Алекто. И с грустью прибавила: – А прежде браслет принадлежал моей родной матери, Аталии де Лармор.
Они умолкли; очевидно, в этот момент каждый задумался о чём-то своём.
- Мадемуазель Алекто, – снова заговорил лже-викарий с теплотой в голосе; его глаза блестели, вероятно, от избытка чувств, – я не хочу выглядеть в ваших глазах ни злодеем, ни безумцем, ни проходимцем. Однажды я спас вам жизнь – и сделал бы это сотни раз, если бы вы в этом нуждались. Мне жаль, что в тот день, когда на вас напали на скалах, рядом с вами оказался Обер Видаль, а не я... От меня негодяй не ушёл бы безнаказанным...
- Откуда вам известно о нападении на скалах, мессир...? – настороженно спросила Алекто и запнулась, не зная, как обратиться к собеседнику.
- Мессир Флориан де Сен-Брие, – подсказал тот, наконец назвав ей своё настоящее имя. И затем начал отвечать на вопрос: – О, я узнал не только об этом! Когда мессира Дагоберта де Лармор-младшего приговорили к смерти, меня пригласили к нему в темницу на последнюю исповедь. Помимо тяжких грехов убийства, бывший лекарь покаялся также в нападении на вас, мадемуазель. Он уверял меня, что не собирался убивать вас, а хотел лишь припугнуть: ему казалось, что вы стали подозревать его в причастности к смерти Мартины... Потом он просил меня отпустить ему грех обмана и притворства, признавшись в том, что ввёл в заблуждение свою возлюбленную, которое позже стоило ей жизни. Когда Готье-Дагоберт только познакомился с Агнес, то, желая скрыть своё настоящее имя, назвался другим, которое первым пришло ему на ум. Это имя было: Данафрид де Туар. Я провёл своё расследование и выяснил, что в день своего прибытия на Раденн мадемуазель Агнес Видаль встретилась с представителем местной власти. Она рассказала ему, что приехала на остров, чтобы разыскать своего жениха, которого назвала Данафридом. Я связал две ниточки в один узелок, и вот, что получилось. Мадемуазель Видаль говорила ни с кем иным, как с мессиром маркграфом, который решил, что речь идёт о его сыне. Разумеется, в его глазах связь Данафрида, который собирался жениться на вас, с девушкой из Дорестада выглядела грязным пятном на репутации семейства де Туар. Думаю, мессир маркграф попытался отделаться от Агнес и отправить её обратно, на материк, но, на свою беду, девушка оказалась слишком настойчивой. И тогда Эд де Туар решил избавиться от неё, утопив в море вместе с её тайной...
Какое-то время Алекто молчала, обдумывая услышанное и вспоминая увиденное на скалах. Всё сходилось: когда Агнес оказалась на краю утёса, было видно, что она боялась повернуть обратно. Тот, кто её преследовал, уже причинил ей боль (о насилии свидетельствовала кровь на руке девушки), и она боялась его больше, чем опасности, поджидавшей её на каменистом выступе. Но и там убийца настиг её...
- Теперь вы понимаете, что я был готов без раздумий убить Эда де Туар, когда увидел его рядом с вами в подводном замке? – снова раздался голос Флориана де Сен-Брие, который смотрел на Алекто таким взглядом, будто пытался вымолить у неё прощение.
- Да, я понимаю, – тихо ответила Алекто, – и искренне благодарю вас...
Она отошла в сторону и принялась внимательно разглядывать стены пещеры, думая о том, как из неё выбраться. Щель, сквозь которую проникал свет, находилась на потолке и была такой узкой, что мужчине, имевшему телосложение как у рыцаря де Сен-Брие, пролезть в неё не представлялось возможным. Зато чуть поодаль, слева от места, где стояла Алекто, грот закрывала каменная глыба. Алекто почудилось, что оттуда, из глубины, слышались голоса.
- Если нам удастся отодвинуть этот камень, мы сможем найти выход на поверхность, – предположила девушка, ободрённая своим открытием.
Флориану де Сен-Брие не нужно было повторять дважды. Только после десятой попытки камень уступил ему, и в скале в самом деле образовался проход.
Обрадованные, Алекто и Флориан устремились наверх, к свету. Но там их ожидали не солнечные лучи, а факелы, направленные прямо в лицо. И ещё – голос, который приветствовал их с язвительной усмешкой:
- Ну и ну! Преподобный, и вы здесь? Мадемуазель Алекто, а где же вы потеряли нашего друга, мессира маркграфа, а, голубка?
Глава 40
Помимо Дуана Бальда в башне маяка, куда выбрались из его подземной части Алекто и Флориан, находились ещё трое человек, а про пятого, стоявшего в темноте, было ясно, что это женщина.
- Теперь все в сборе, если не считать припозднившегося маркграфа, который, смею надеяться, присоединиться к нам в ближайшие несколько минут, – продолжал центенарий, явно наслаждаясь своим положением. – Можно сказать, ловушка захлопнулась окончательно. Но меня удивляет, что в ней оказался Отец Готфрид! Преподобный, неужели вы тоже думали добраться до сокровищ морганов? – Дуан Бальд хмыкнул. – Многие хотели и пытались сделать это и до вас... А вы, значит, задумали провести Его Светлость герцога Ортенау?
- О чём вы говорите, мессир Бальд? При чём здесь герцог Ортенау? – спросила Алекто, глядя на торжествующего центенария.
Она была ошеломлена настолько, что сначала даже не заметила присутствия самого герцога. А когда убедилась