Дальше всё происходило как в тумане. Герцог Ортенау подобрал свой кинжал и медленно двинулся к Алекто.

- Мне нужен эликсир! – зарычал он. – И ты, проклятое отродье морганов, раздобудешь его для меня!

- Нет, я не стану этого делать! – дерзко заявила Алекто, оскорблённая тем, как её назвал брат короля, и, оценив обстановку (деваться было некуда), попятилась. – Я передумала спускаться!

- Ах, так? Ты передумала? Ты смеешь возражать мне, брату короля? – проговорил герцог таким тоном, словно сожалел о несговорчивости девушки. И внезапно, переменившись в лице, крикнул: – Тогда – умри!

Одним прыжком герцог бросился на девушку, и они покатились по сырому каменному полу. Алекто отчаянно отбивалась, но мужчина был тяжелее и сильнее. Лезвие кинжала несколько раз полоснуло её по шее и плечу. Алекто извивалась как могла, но герцог коленями прижимал её к земле, и она уже не могла пошевелиться.

Вот герцог занёс над ней кинжал; от страха у Алекто зашевелились волосы на голове, а тело будто вмиг заледенело. Во взгляде герцога Ортенау, которыми он впился в её глаза, всё перемешалось: ярость, ненависть, презрение. Но для Алекто в этом взгляде читался один-единственный приговор – смерть.

Девушка не успела зажмуриться, как кинжал с силой обрушился на неё. Но каким-то чудом он вдруг описал кривую и высек искры из каменного пола.

Глаза герцога расширились, на лице появилось изумление. Он закачался над Алекто, а затем, словно падающая башня, рухнул вперёд. Из его спины, между лопаток, торчала головка эфеса меча.

- Эликсир... эликсир жизни... – выдохнул герцог. И всхлипнул напоследок: – Он – мой...

Высвобождаясь, Алекто оттолкнула его голову. Герцог Ортенау был мёртв.

Появившаяся из темноты Радегунда подхватила девушку под мышки и помогла ей встать.

- Мадемуазель Алекто! Госпожа моя, с вами всё в порядке? Вы не ранены?

- Нет, я не ранена... – неслышно, одними губами ответила Алекто.

Пошатываясь, она приходила в себя; её одежда была залита кровью герцога. Девушка дрожала как в лихорадке, по щекам текли слёзы.

А в нескольких шагах от неё стоял тот, кто, вонзив меч в герцога Ортенау, спас ей жизнь. Только на сей раз это был не храбрый рыцарь Флориан де Сен-Брие. И не странствующий менестрель Обер Видаль.

Лицо человека, который смотрел на Алекто, удивительно напоминало того, кто был изображён на одном из семейных портретов, украшавших гостиную в Доме папоротников. Если бы Алекто, после всего, что с ней случилось в последние несколько дней, не стала верить в чудеса и магию, она бы подумала, что к ней просто явился призрак из прошлого.

Глава 41

- Вижу по вашему лицу, что вы узнали меня, Алекто... Да-да, позвольте мне и впредь вас так называть: просто по имени. Всё-таки мы с вами – близкие родственники, – первым заговорил мужчина, сделав шаг навстречу Алекто, которая, не двигаясь, в изумлении смотрела на него широко раскрытыми глазами.

После этого он повернулся к остальным: к тому времени, как герцог Ортенау был убит, Флориан расправился в поединке с одним из мечников и затем помог Оберу одолеть другого. Теперь их тела лежали там, где они упали – на каменном полу, неподалёку от лаза, который вёл в подземную часть маяка, соединённую с гротом. Лицо у Флориана слегка посинело и подпухло, из разбитого носа текла кровь. У менестреля была рассечена бровь, и он время от времени тыльной стороной ладони вытирал струйку крови, стекавшую на веко. Радегунда по-прежнему стояла рядом с Алекто. Что до центенария, то его нигде не было видно: очевидно, предчувствуя дурной исход сражения, Дуан Бальд сумел вовремя сбежать.

- Мессиры, позвольте представиться, – продолжал спаситель Алекто, – граф Вальдульф де Лармор собственной персоной. В прошлом мне очень нравился этот дворянский титул, я им неимоверно гордился, как и своей родословной... но, после того, как умер и потом возродился к новой жизни, о нём пришлось позабыть. Я стал смотрителем маяка и – местной легендой, одновременно призраком и чудовищем, оберегающим вход в подводный город морганов. Поначалу новая должность пришлась мне не по душе, однако, со временем я к ней привык. А графа Вальдульфа де Лармор и безродного безымянного смотрителя маяка, который нагоняет ужас на местных жителей, научился воспринимать как одного человека. Правда, один из них помнил о своём прошлом, а другой пытался его забыть...

- Простите, мессир, – подал голос Обер Видаль, в нетерпении прервав графа, – может, чудеса и случаются на этом свете, но я всё равно не понял, что значит: вы умерли, а потом... хм, возродились?

Граф Вальдульф бросил на менестреля быстрый, как молния, взгляд:

- Что вам непонятно, мессир Видаль? Была драка... моих боевых товарищей, которым я привык доверять, неожиданно обуяло безумие. Каждый жаждал завладеть ключом от тайника с сокровищами морганов, каждый считал, что именно у него есть право заполучить эликсир жизни, чтобы затем, со временем, распорядиться им по своему усмотрению. Тогда у Эда де Туар был болезненный годовалый сын, которому лекари пророчили недолгую жизнь. Думаю, мысль о том, как завладеть эликсиром жизни возникла у него, как только он узнал о его существовании... Но у нас был приказ короля: найти эликсир и заставить моргана произнести над ним магическую формулу, дающую право на жизнь. Эд де Туар был вынужден подчиниться королевскому приказу, но то, что случилось потом, обернулось не на пользу королю, зато подарило надежду мессиру де Туар. Что касается Эсташа де Бо, то им, скорее всего, двигала жажда обогащения. Зная его нрав, могу с уверенностью заявить, что он намеревался стать владельцем эликсира, чтобы затем продать его по самой высокой цене... или обменять у морганов на те сокровища, которые хранились в ларцах... Я же, сражаясь за ключ, не хотел уступать им, потому что помнил слова Аталии, моей несчастной сестры, о проклятии морганов. Оно гласит: если эликсиром завладеет человек с суши и затем вынесет его из затопленного города, случится непоправимое бедствие – Раденн уйдёт под воду целиком.

Граф де Лармор прикрыл глаза, словно воссоздавал в памяти картины прошлого, и некоторое время стоял в задумчивом молчании.

- Так вот, – спохватившись, продолжил он, – в той драке меня ранили. Мои друзья, увидев, что я истекаю кровью, бросили меня умирать. И я бы точно испустил дух, если бы мне на помощь не пришёл