Скрытые цели Дэвида в Лос-Аламосе фактически привели к его продвижению по службе. Он выказывал больший интерес к своей работе, чем примерно полдюжины лояльных механиков из его небольшой мастерской, и педантично соблюдал правила безопасности. Когда как-то раз от него потребовалось сделать форму для линз, он скопировал чертеж для своей мастерской, но постарался не нарваться на выговор у охраны, имея при себе подобные компрометирующие материалы. Из Лос-Аламоса он вынес с собой только радиоприемник, который сделал сам, и фонограф, который к нему прилагался; это было разрешено, и когда он показал охранникам комплект с фонографом, они только отмахнулись от него. Никакие правила безопасности не могли помешать человеку унести в голове детали его работы. Пока Дэвид Грингласс именно так и поступал, его мнимая добросовестность и надежность привела к тому, что сначала его повысили до помощника мастера, а потом и до мастера. 28 февраля 1946 года в Эль-Пасо, штат Техас, он с почетом ушел в отставку в качестве сержанта-техника. В числе прочих разнообразных сувениров с военной службы он сохранил медаль за примерное поведение.

Когда Дэвид Грингласс впервые стал передавать информацию русским, у него еще оставались сомнения. Эти сомнения усилились. Во время сентябрьского отпуска в 1945 году в Нью-Йорке он сказал, что, если захочет, может остаться работать в Лос-Аламосе после войны как гражданское лицо. Этель уже закончила печатать заметки Дэвида, а Юлиус только что сжег их оригиналы в сковороде и смыл пепел в унитаз. Все отдыхали, но эти слова всех взбудоражили. Юлиус стал упрашивать Дэвида согласиться на работу, потому что так он имел бы постоянный доступ к источникам информации. Дэвид до той поры сомневался, но в этот момент решил про себя отказаться от работы в Лос-Аламосе. Он больше не хотел заниматься шпионажем. Позднее, когда у него появилась возможность поехать на Эниветок[24], он отклонил ее по тем же причинам. Он боялся, что не сможет противостоять настойчивым домогательствам Розенберга.

В послевоенные годы разногласия между Гринглассами и Розенбергами привели к странному противостоянию. Благодаря благонамеренному попустительству миссис Тесси Грингласс они впутались в коммерческое предприятие. Эта неугомонная старушка собрала 4000 долларов от разных родственников на основание фирмы «Джи энд Ар инжиниринг компани». Руководить бизнесом должен был Бернард Грингласс, старший брат Дэвида, вместе с Юлиусом Розенбергом, который получил долю Этель. Еще находясь в Лос-Аламосе, Дэвид без своего ведома стал партнером фирмы, так как родные внесли деньги от его имени.

Отчего-то их фирма не сумела развернуться по-крупному. С целью спасти семейные инвестиции, когда Дэвид мобилизовался, было решено использовать станки, купленные на распродаже излишков военного имущества, в качестве основы для открытия мастерской в Ист-Сайде. Так как Дэвид вернулся из Лос-Аламоса с почетом, будучи начальником мастерской, которая, грубо говоря, сделала атомную бомбу, семья решила, что он и должен управлять делом. Его старший брат Берни приобретет там профессию, и еще несколько бывших военных пройдут там обучение без отрыва от производства, что, помимо прочего, даст дешевую рабочую силу. Юлиус будет мозговым центром, а также заниматься продажами и придумывать идеи. На бумаге организация выглядела безупречно, особенно когда Розенберг намекнул, что сможет получать бесконечные заказы через своих русских друзей. Так все и устроили: прежнюю фирму распустили, и после некоторой перестановки партнеров, не относившихся к семейному кругу, вместо нее возникла компания «Питт машин протактс компани».

Дэвид начал работать в мастерской в мае 1946 года, но она не получала дохода до октября или ноября того же года. Финансовое соглашение между четырьмя партнерами — братьями Грингласс, Юлиусом Розенбергом и Дэвидом Шейном, производителем мацы из Ист-Сайда, которого Розенберг уговорил вложить в дело около 15 тысяч долларов, — было таково, что все должны были делить прибыль поровну, но если бизнес не даст дохода, достаточного для всех четверых, никто не получит ничего. Эти условия были легче для производителя мацы и Розенберга, которые имели посторонние интересы и доходы, чем для братьев Грингласс, Дэвида и Берни, у которых все деньги были вложены в предприятие.

Юлиус Розенберг и Этель были снисходительно добры к Дэвиду и Рут. Они позволили Гринглассам раз или два пожить у них в квартире в Никербокер-Виллидж, когда сами уезжали в отпуск. Периодически они приглашали Гринглассов на ужин, где Юлиус расписывал, какие выгодные у него контакты с русскими. Он показывал элегантные наручные часы с секундной стрелкой, по его словам врученные ему в награду вместе с советской почетной грамотой, которая обеспечит ему некоторые привилегии в том случае, если он когда-нибудь уедет в СССР. У Этель были такие же часы. Еще они хвалились консольным столиком с фотографической аппаратурой, которую дали им русские для облегчения работы. Розенберг намекал, что Гринглассы тоже могут получить такие же награды, если преодолеют свои запоздалые колебания и вернутся в шпионаж.

В какой-то момент 1946 года Рут Грингласс вдруг охватило такое отвращение к тому, что они с Дэвидом делали во время войны, что она стала уговаривать мужа пойти и рассказать все ФБР. Дэвиду трудно было донести на собственную сестру и партнера по бизнесу. Он тянул с решением. Время шло, газеты не выдавали никаких особых сенсаций насчет кражи атомных секретов, и Рут ослабила нажим. Может быть, лучше обо всем забыть, рассуждала она. Она обладала поистине несгибаемой решимостью не допустить, чтобы они опять скатились в ту же яму, и иногда она действительно говорила с Дэвидом о том, чтобы уехать с улицы в Ист-Сайде, которая стала для нее олицетворением грязи и шума, тесноты и грубости, искушений и разочарований. Еще десятилетней девочкой Рут вызвали опознать труп подружки, которую сбило грузовиком, да так, что ее можно было узнать только по туфелькам. Пережитый шок выкристаллизовал в душе Рут твердое решение уехать из района, как только она станет взрослой. То, что она увидела на Юго-Западе во время войны, упрочило ее решимость. Дэвид сказал, что тоже хочет уехать из города, но не может просто так сорваться с места с ребенком (Стивен родился в 1946 году), без уверенности в том, что найдет работу. Как только он сможет забрать свою долю из мастерской, он уедет, с работой или без работы, пообещал он Рут.

В течение 1947 года мастерская действительно приносила кое-какой доход, но тут же, как нарочно, возникали семейные обстоятельства и съедали всю прибыль. Отец Дэвида, которому было уже за семьдесят, в том году сломал ногу, и его пришлось поддерживать, пока он не смог выйти на работу.

Когда мастерская набрала обороты, Юлиус Розенберг стал уговаривать Дэвида подучиться. Он предложил ему пройти годовой курс в Чикагском университете, который славился исключительными достижениями в ядерной физике, и к тому же там работали многие ученые из Лос-Аламоса, с которыми мог бы подружиться такой человек, как Дэвид Грингласс. Закон о льготах для демобилизованных позволил бы оплатить основные расходы, сказал Розенберг, а его русские друзья обеспечат ему пособие до 100 долларов в месяц для более комфортной жизни, ведь Грингласс будет учиться, чтобы стать более полезным.