На мгновение он превращается в семилетнего мальчика, впервые попавшего в закрытую школу. Маленький, испуганный, он оказался в жестоком, безжалостном мире, окруженный чужими людьми. Ребята постарше постоянно задирают его за пристрастие к чтению и равнодушие к шумным играм, за неаристократическое происхождение и неотшлифованную речь. Отец Эдварда думал, что частная приготовительная школа, а затем и такая же средняя школа откроют сыну двери в другой мир; надеялся, что сын утвердится в этом мире и будет допущен в высшее общество, общество джентльменов. Однако школьное общество оказалось вовсе не джентльменским, а жестоким и придирчивым. Когда Эдвард подрос, он понял, что никогда не будет считаться в этой среде своим парнем, а потому держался смиренно и усердно учился. К счастью, природа не обделила его умом. В конечном итоге ум и трудолюбие спасли его. Интеллект стал его средством выживания. Он писал сочинения другим ученикам, его дарования восхищали преподавателей. Это было его методом приспособиться. Однако он ненавидел каждое мгновение в школе. Желание поскорее покинуть ее было настолько велико, что два последних класса он прошел за год и, поспешив под священные своды Оксфорда, начал жизнь первокурсника.

Однако со временем представление Эдварда о себе стало целиком подчиняться тому, как его воспринимают другие. Увы, он никак не подходил под стандарты студенческой среды. Его считали слишком тщедушным, не умеющим проявить себя в спортивных состязаниях; слишком серьезным и застенчивым, чтобы быть душой компании; недостаточно привлекательным и остроумным. Словом, ему недоставало практически всех качеств, по которым его однокашники судили и оценивали друг друга.

Положение изменилось к лучшему, когда он окончил университет. Теперь его оценивали преимущественно по умственным способностям и результатам работы. Он приобрел определенную репутацию, чему способствовали его исследования, признанные ценными, а также его работа с малолетними правонарушителями и успехи в их перевоспитании. Он нашел свое место в жизни и ее смысл, и его немало пострадавшее эго наконец-то осмелилось пустить тоненькие зеленые ростки.

И только все в его жизни пошло хорошо, как разразилась война. Первоначально работа Эдварда в сфере образования была признана важной в общенациональном масштабе. Но к 1915 году ему стало понятно, что его – неженатого, здорового и сравнительно молодого – рано или поздно призовут в армию. Число жертв росло, число новобранцев – тоже, и в армии ощущалась острая нехватка офицеров для командования этими молодыми необстрелянными ребятами. Эдвард не был ни прирожденным солдатом, ни прирожденным командиром, но он происходил из соответствующего социального слоя. От него ждали понимания и решительных действий. Он должен был стать Настоящим Мужчиной.

С того дня Эдвард играл роль. Он изображал человека, каким никогда не был; человека, на которого эти неотесанные подростки должны смотреть с уважением и подчиняться. Он вел себя сообразно выбранной роли. Ему верили. У него получалось. Он почти поверил, что и в самом деле является таким человеком: бесстрашным, не убегающим от опасности. Так продолжалось вплоть до того судьбоносного сражения…

Он делает глоток огненного виски. Жидкость приятно обжигает горло. Виски напоминает ему, что он жив и находится в настоящем моменте. Однако его разум возвращается к войне.

Эдварда быстро повысили, и он из лейтенанта стал капитаном. Причиной был отнюдь не его талант командира, а отчаянная нехватка командного состава. Теперь под его началом находились не пятьдесят, а двести человек. Мужчины, но лишь по принадлежности к мужскому полу. Большинство его подчиненных были совсем молодые парни, самым старшим из которых едва перевалило за двадцать. Они происходили из разных слоев общества: сыновья врачей и учителей, лавочников, дворников и фабричных рабочих. Порой Эдвард чувствовал, что вынужден быть для них не только командиром, но еще отцом и учителем.

Рядовой Портер был обычным семнадцатилетним парнем. Сама заурядность. Школу он покинул в двенадцать лет, успев научиться лишь чтению, письму и азам арифметики. До армии он работал простым рабочим на стройплощадке. Подобно многим новобранцам, он попал в роту Эдварда сразу после курса начальной военной подготовки. Эти несчастные остолопы не подозревали, чтó их ждет. Они оказались на фронте. Их не смущало, что у половины даже нет надлежащего обмундирования. Зато они были полны наивной уверенности, что зададут проклятым гансам перцу. А вместо этого жизнь швырнула их в зловоние преисподней.

Однако Портер, невзирая на свою заурядность, отличался от других характером. Ничто не казалось ему слишком тяжелым и опасным. Он постоянно насвистывал и напевал, весело относясь ко всем превратностям фронтовой жизни.

– Так-так, сэр, – обычно говорил он, появляясь в блиндаже Эдварда. – Чем вас угостить на завтрак? Чай. Естественно, свежей заварки. А как насчет яичницы с беконом и колбасы?

Усмехаясь, он подавал Эдварду несъедобный хлеб из турнепсовой муки и тонкий ломтик солонины. Но иногда его маленькие шутки и веселое, жизнерадостное настроение творили чудеса, и жизнь хотя бы ненадолго делалась более сносной.

Но один из дней битвы при Пашендейле стал днем, когда мир Эдварда изменился навсегда и родилась ложь. На самом деле не было никакого храброго капитана Хэмилтона, который переломил ход сражения на своем участке фронта. В действительности капитан Хэмилтон оказался жалким, дрожащим существом, утратившим самообладание, когда оно требовалось особенно остро. В тот день Эдвард валялся на дне траншеи, дрожал, не в силах шевельнуться, не в силах встать и повести своих солдат в атаку. Его шкуру спас не кто иной, как рядовой Портер. Не Эдвард, а Портер оценил ситуацию и увидел брешь во вражеском фланге. Не Эдвард, а храбрый Портер бросился к немецкому пулемету и почти в упор уложил всех четверых из своего пистолета. И опять-таки Портер завладел пулеметом, развернул оружие в сторону врага и проявил чрезвычайную храбрость, спасая сослуживцев, пока не подоспело подкрепление и санитары Красного Креста, переправившие раненых в полевые госпитали.

Вот так. Наконец-то правда.

Наконец-то он признал эту правду для себя.

Осталось лишь рассказать ее остальному миру. Жене, которая потянулась к нему, привлеченная ложным ореолом. Высоким военным чинам в Лондоне, которые посчитали его героем войны и подняли на уровень, заставляющий всех сидеть и слушать его, затаив дыхание. Храбрый капитан Хэмилтон был человеком, достойным того, чтобы его слушали. Человеком, достойным хорошей жены. Заслужившим всеобщее почтение.

Меж тем раненый Портер, изуродованный до невообразимости, дергался в судорогах на госпитальной койке, заглядывая в бездну. Никто не ждал, что он выживет. Эдвард до сих пор не знал, кто нашел Портера на ничейной территории и перетащил в безопасное место. Командиры и санитары Красного Креста предположили, что спасителем оказался Эдвард, который в тот момент бродил как полоумный, плача и что-то бормоча. Его искренне поблагодарили за храбрость, а он ни тогда, ни потом не разуверил их, не сказал, что герой вовсе не он. Пусть мир думает, что это он, Эдвард, заслужил всю славу.