Барбарох ругался так долго и так громко, что не заметил, как проснулась замерзшая Бьянка, немного освежившаяся сном. Оглядевшись, она с содроганием увидела знакомое место — убежище Бражника, — и Короля, отращивающего черные могучие вороньи крылья, чтобы через минуты-другую скрыться за Воротами.

— Что ты тут делаешь?! — выкрикнула она так громко и резко, что Барбарох в ужасе зажал ее рот руками, не позволяя ей произнести ни слова.

Порыв ветра унес ее слова в сторону, Король с Королевой не услышали их, но не Бражник. Его обостренный слух уловил вскрик, которого не должно было звучать в этом потаенном, далеком уголке сада, особенно в такой момент. Словно вздох прошелестел по увядающей листве, будто прогуливающийся по дорожкам сада дух коснулся их свой ладонью. Король дал знак, и Врата начли раскрываться, Бражник применил свою магию, но это не мешало ему оставаться незамеченным и подбираться ближе к месту, где таился Двуглавый. Его светлые глаза мелькали меж темных сухих листьев словно звезды; он вслушивался в злобные слова, произнесенные Двуглавым, чтобы точнее нанести удар и защитить своего Короля от самого страшного зла, что могло произойти с одним из подданных королевства.

— Ты с ума сошла — так орать здесь! — рычал меж тем Барбарох, заставляя Бьянку спешно покинуть свое укрытие и бежать прочь, подальше от жилья Бражника. Со стороны это выглядело так, словно упирающуюся изо всех сил девушку волокли под руки — или же что в детстве ее разбил паралич, и с тех пор она с трудом научилась ходить, переступая неуклюжими ногами. — Услышит Бражник, и нам обоим придет конец!

— Бойся, бойся Бражника, нечисть! Пусть услышит и убьет тебя! — строптиво выкрикивала Бьянка, и ее звонкий голос снова сменялся противным шипением Барбароха.

— Он твою грудь пронзит, — язвительно напоминал Барбарох. — Твое сердце пробьет его острое копье! Твой живот вспорет!

— Но и из тебя, гадина, — зло отвечала Бьянка, — он дух вышибет!

Ветви шелестели совсем рядом с ковыляющей, как паралитик, Бьянкой, словно невидимый человеческому глазу ветерок догонял ее. Острое копье, чье лезвие было отточено тоньше лунного луча, блеснуло на сером шелке неба, когда Бражник перехватывал его удобнее, изготавливаясь нанести удар, испить крови из девичьего сердца.

— Больно ты строптива, — зло прошипел Барбарох. — Мне надоело твое упрямство! Пожалуй, я сменю тело, утащу кого попроще, но посговорчивее… того же начальника охраны. От него больше проку будет. А тебя отдам Королеве, пусть велит повесить тебя на дворцовой площади!

— Черта с два! — расхохоталась Бьянка, осеняя себя защитным знаком, отчего Барбарох взвыл, как побитая собака, ощутив себя запертым. — Ты никуда не пойдешь, пока я тебя не выпущу! Что, кто теперь из нас хозяин положения? Черта с два я буду творить твое зло своими руками, и черта с два ты выскользнешь из моего разума, если меня схватят и потащат на костер! Или ты откажешься от зла, которое задумал, или на костер мы взойдем вместе! Я уже начала привыкать к твоей попугайной болтовне; так что можешь кривляться и ругаться сколько угодно! Этим ты меня не напугаешь.

Острие копья смотрело прямо в сердце ковыляющей и хромающей Бьянке, но прислушивающийся к разговору Двуглавого Бражник отчего-то медлил, не наносил удара.

— Что-то ты слишком быстро решилась на смерть! — шептал Барбарох. — Я не верю тебе, ты блефуешь! Никто из живущих не думает о костре с таким легкомыслием, как ты!

— Самое омерзительное ты уже сделал со мной! — рыкнула Бьянка злобно. — Ты испачкал собой меня, ты уже забрал у меня жизнь, изломал ее! И я дала себе слово, что отомщу тебе, утянув с собой в могилу, если хоть капля крови прольется моей рукой по твоей воле! Попробуй, тронь хоть кого-то — и ты узнаешь, как может быть твердо слово Белой из Рода Воронов!

— Если ты будешь мне сопротивляться, твоя жизнь никогда не будет принадлежать тебе и никогда не станет прежней! Я никогда не отпущу тебя! Ты прослывешь юродивой при дворе! — злобно шипел Барбарох. — Я сделаю… ты сама знаешь, что я сделаю с тобой при всех!

На этот гнусный шантаж Бьянка лишь расхохоталась, едва не упав на дорожку, засыпанную листьями.

— Лучше прослыть юродивой, ненормальной, чем стать убийцей! — с ноткой горечи в бесшабашном голосе выкрикнула она. — Тебе не сломать меня, чертов уродец!

— Я причиню тебе такую боль…

— Ты не выдержишь ее первый! А ты только тронь кого, попробуй! Тогда я явлюсь к Бражнику сама, и ты уж ничего не сможешь сделать!

Барбарох выл и рычал от злобы, пока Бьянка, издеваясь над ним, хохотала во все горло, и сияющий конец копья, нерешительно дрогнув, скрылся в листве. Бражник, чуть отведя листья, невидящими глазами всматривался в нелепо ковыляющую по дорожке фигурку девушки.

— Куда же ты полез, ничтожество, — зловеще клекотала Бьянка, — спорить с Высшими Воронами? Кем ты был? Королевским Мучителем? Вот и оставался бы им, не лез бы туда, что тебе не по плечу и не по разуму, жирный, неповоротливый тюфяк! Не ввязывался бы в игры Благородных!

— Еще слово, — зарычал разозленный Барбарох, — и я кину тебя… во Врата. Туда, где может выжить лишь Король. Твой разум потеряется там, и мы посмотрим, кто из нас ничтожество.

Бьянка расхохоталась еще звонче, так беззаботно, словно она на балу, и очередной поклонник нашептал ей на ушко какую-то глупость. Всплеснув белоснежными крыльями, Бьянка сорвалась с места и белой сумасшедшей птицей метнулась туда, к раскрывающимся перед Королем Вратам.

Сверкнуло в тусклых лучах острое копье, но его лезвие лишь срезало пару перьев на белом хвосте. Бьянка увернулась из-под разящего выпада Бражника и рассмеялась и ему в лицо тоже, ликуя и кувыркаясь в небе, словно породистый голубь. В умении летать ей не было равных, и от виражей, что выписывало ее птичье тело в небе, голова кружилась даже у Барбароха. Он оглушительно орал, порываясь закрыть голову руками, но в теле птицы Бьянка была его сильнее, и ор его тонул в ее хохоте.

— Целься точнее, Бражник! — прокричала Бьянка и снова покатилась со смеху, забавляясь тем, что тот уже дважды не сладил с нею.

Врата все шире раскрывались перед Королем, нетерпеливо взмахивающим черными, словно бездонный Космос, крыльями; страшный слепящий свет бил оттуда, растворяя все предметы вокруг — увитые мертвым плющом створки ворот, замершую на садовой дорожке Королеву, и безумную белую птицу, бесшабашно мчащуюся навстречу губительному сиянию.

— Безумная! — прошептал Бражник, проводив невидящим взглядом Бьянку и услышав волшебный всплеск света. — Высшая из Рода Воронов…

Вслед за ней во Вратах исчез, растворился Король, и сияние погасло, створки со скрипом закрылись, совсем как обычные ворота, потревоженные ветром, и все стихло.

Бьянка была в отчаянии, бросаясь в Тайные Врата. Несмотря на заливистый хохот, на бесшабашный полет, на издевки над Барбарохом — она боялась, до темноты в глазах боялась смерти и боли. Но слепящий свет, где собирался скрыться Король, манил ее, и Бьянка подумала — а отчего бы не там? Почему ее смерть должна быть обязательно отвратительна, страшна и грязна, отчего она не может быть ослепительна и прекрасна до сумасшествия?