Соловьев решил действовать так же, как и с первыми своими помощниками. При воспоминании о них нехорошо екнуло сердце. С одной стороны, он понимал, что Вейн действовал на благо племени и на их, в частности, но с другой… Фактически убили тех, с кем он успел сблизиться, реальной же опасности от них он не ощущал, даже наоборот, парни относились к нему уважительно. Он и Лариса все еще были сами по себе, им было без разницы, что сауни, что хакота, – и те и другие не были им близки, разница только в том, что они успели подружиться с родом Волка, но ведь и с Торком, и с Оттой у них тоже наладились отношения. Однако, горестно вздохнув, Дмитрий был вынужден признать, что, хотят они того или нет, нужно делать выбор, потому как если и вашим и нашим, то нужно быть наособицу, а так им не выжить.

Вечером Дмитрий подошел к ведущим вялую беседу парням и сообщил, что назавтра охота отменяется и им предстоит немного поработать. Помня о том, как молодые хакота загорались при каждом новом начинании, он заявил, что завтра они будут валить топором деревья. Расчет на то, что он сумеет их заинтересовать, не оправдался.

– Нам надо охотиться, – ответил тот, что постарше и поздоровее, по имени Табук.

При этом он лениво цыкнул, пытаясь извлечь навязший в зубах осколок мяса, однако так ничего не вышло, и он полез выковыривать его ногтем. Это действие оказалось более удачным – осмотрев выуженную добычу, Табук столь же лениво отправил ее обратно в рот и как-то равнодушно посмотрел на Дмитрия. Второй, которого звали Гарун, только ухмыльнулся.

– Вы не пойдете на охоту. Припасов у нас много, так что мяса нам сейчас не нужно. Есть слишком много работы, которую нельзя откладывать.

– Нам надо охотиться, – все так же лениво возразил Табук под одобрительную улыбку товарища.

– Вы будете делать то, что скажу вам я, вождь, – жестко заявил Дмитрий. А что прикажете делать – разводить полемику и уговоры?

– А кто сказал, что ты вождь? Шаман сказал, что наши роды умерли и нам нужно жить в новом, он назвал тебя посланником великого духа, но не он выбирает вождя.

Ну да. Тут имелась кое-какая проблема. Дело в том, что структура иерархии тут была и простой и сложной одновременно. Старейшины руководили повседневной жизнью рода. Шаманы – все больше общением с духами, лекарством, различными обрядами, что, учитывая суеверие местных, давало им неслабую власть. Достаточно просто вспомнить о том, что должность верховного шамана имелась, а вот верховного вождя не было, были только советы вождей и советы старейшин. Вождь был главным на охоте и в военном походе.

Ни одна должность не была наследственной. Вождю мог бросить вызов любой из мужчин. Разумеется, тут были кое-какие правила, но в итоге все решали сила и ловкость, мозги как-то в расчет не брались. Шаман не мог взять себе ученика по своему усмотрению, даже если имел детей. Нет, учить своего отпрыска ему никто не запретит, но кому быть официальным учеником шамана, решали все шаманы на общем совете, и, разумеется, решающее слово было за верховным шаманом. Ну а старейшиной мог стать абсолютно любой, тут главное достаточно долго прожить. Считалось, что если человек сумел дожить до старости, то он достаточно умен и опытен.

Вот в этом и заключалась закавыка. Вейн, конечно, мог организовать роспуск рода и перемещение лиц из одного рода в другой, но на этом его полномочия заканчивались. Кому быть вождем, охотники должны были определять сами, и никак иначе. Короче, Табук подводил все к тому, что надо бы провести ритуальную схватку.

Нормально?! Они, пришлые, хотят взять полноту власти в свои руки. Вернее, этого хочет Табук – Гарун явно уже принял лидерство товарища. Но какая, собственно, разница. Может, они теперь и перераспределением ценностей будут заниматься? Караул! Грабят!

– Ты хочешь бросить мне вызов, Табук?

– Да.

– Хорошо. Мы будем драться. Сегодня же.

Ритуальная схватка проводилась перед всем родом, так как все должны были быть свидетелями такого события. Сама схватка не предусматривала никаких правил, только два ограничения – никакого оружия и никаких смертей. Ни то, ни другое в планы Дмитрия не входило, как и перевод на инвалидность, что никоим образом не регламентировалось правилами.

Когда стемнело, провели ритуальные танцы. Сначала танцевали женщины, потом мужчины. Это тоже было своеобразным соревнованием, и Дмитрий его проиграл вчистую, что было прекрасно заметно по выражениям лиц всего рода, даже детей. Только Сайна посматривала на окружающих с загадочной улыбкой.

Наконец настал момент, когда перед ярко полыхающим костром остались только двое. Табук был покрепче сложением, чем его противник, двигался более грациозно, словно хищник, подбирающийся к своей добыче. Дмитрий двигался достаточно плавно и не менее уверенно, но вынужден был признать, что и физическая сила, и ловкость на стороне его противника. Получалось, что ни в коем случае нельзя переходить в ближний бой, а если и допускать его, то лишь в случае уверенности, что ему удастся взять противника на болевой или вырубить. Он хорошо помнил, насколько сильными оказались молодые хакота, этот же был и постарше, и помассивнее, а значит, много сильнее и опытнее. К тому же его шею украшали весьма солидные трофеи – там были клыки волков, кабанов, еще кого-то, различные когти. Довольно внушительная коллекция для такого возраста – она если и уступала трофеям Рохта, то не намного. А значит, этот охотник достаточно ловок и изворотлив.

Дмитрий попытался его атаковать ногой, но Табук легко уклонился от удара, – при этом он не смог скрыть удивленного взгляда. Что и говорить, тут и руками-то если и били, то только с большим замахом, и в основном удары эти были боковыми или сверху вниз, и всегда открытой ладонью. Так что об ударах ногами они и слыхом не слыхивали.

Удивился он или нет, но времени терять не стал и с ходу попытался сократить дистанцию, явно намереваясь ухватить соперника и повалить на землю. Он был очень быстр, но все его намерения все одно читались Дмитрием, как открытая книга, потому что Табук просто дрался, используя свои ловкость, подвижность и силу, а Соловьев имел понятия о технике боя без оружия. Ему даже изобретать ничего не понадобилось. В последний момент он просто поднял локоть, и соперник сам насадился на него трахеей, тут же переломившись и захрипев.

Нет, Дмитрий не питал к нему злобы, в чем-то он даже его понимал – ведь не так легко уже сформировавшемуся человеку менять привычный образ жизни. Однако он собирался преподать ему урок, чтобы в следующий раз у того даже мысли не возникло ослушаться своего вождя. Удары посыпались один за другим. Дмитрий бил настолько крепко, насколько это было возможно, чтобы причинять максимум боли и при этом ничего не сломать. Он остановился только тогда, когда понял, что Табук потерял сознание. Нет никакого смысла пинать бесчувственное тело. Какой уж тут урок, если наставляемый на путь истинный ничего не чувствует.

На следующий день они втроем отправились валить деревья, для того чтобы выжечь уголь. Табук двигался с трудом: было явственно видно, что каждое движение отдается болью во всем теле, но парень крепился, всячески стараясь не подавать виду. Вот и ладушки. В следующий раз будешь думать, прежде чем выказывать свое недовольство.