— И что теперь? — Я снова оглянулась на «экран» — теперь мне казалось, что изображение на нем не плоское, что оно дышит, и это просто окно в тот мир, где остались Айвен и Кристина.

— Я думаю, — вздохнуло зеркало. Странно, я даже перестала воспринимать ее Золотинкой, отдельной личностью. Нечто внутри меня знало, что это тоже я. Действительно я, просто отражение. Часть меня с другой памятью и знаниями. — Там убили медведицу… не человека…

— И? — Еще не понимая, к чему она клонит, я все же на что-то надеялась. Так надеялась, что сердце билось в горле.

Зеркало вдруг затуманилось, и я сама не поняла, отчего это меня так напугало. В голове вспыхнуло одно решение — разбить! Немедленно! Иначе случится что-то страшное! Я по наитию ударила в стекло обоими кулаками. Изо всей силы. Раз, другой… и даже не почувствовала боли, когда стеклянное крошево посыпалось алыми от моей крови искрами куда-то в пустоту. Две памяти слились в один поток, но при этом я четко осознавала, где память этого мира, а где того, будущего. Словно воды двух рек, они не смешивались, только переплетались струями. И из этого переплетения сама выплыла подсказка.

Третью жизнь взаймы взять уже нельзя. Но можно сделать по-другому. Отдать силу моего зверя человеческой части здешней меня. Сложно, непонятно, но сработает. То есть я уйду в свой мир, вот эта «я», что прожила кусочек жизни на острове и в дороге, а настоящая «я» этого мира сможет вернуться к своим любимым. Но мы обе потеряем возможность превращаться в зверя, вообще способности оборотней потеряем, будем просто людьми.

Да и фиг с ним! Я люблю свою медведицу, свое единение с лесом и свою силу, но Айвена и Кристину я люблю гораздо больше. Если для того, чтобы вернуть им жену и мать, надо отказаться от оборота, я это сделаю с легкостью!

Жаль только… жаль только, что часть меня с земной памятью уйдет в другой мир, где нет ни Крис, ни Айвена. Я ведь буду их помнить и скучать. Но главное-то, главное! Им будет хорошо!

Все эти мысли пронеслись в голове за долю секунды, я даже не колебалась, принимая решение. И стоило его принять, как мне даже делать ничего не пришлось, я снова разделилась на две части, и та, которая была Золотинкой, улыбнувшись мне, шагнула из пустоты прямо на мертвое медвежье тело.

Я еще успела увидеть, как черная шерсть тает в воздухе и на дне кареты садится и начинает кашлять молодая женщина с золотисто-рыжими волосами. Как резко оборачивается Айвен, как он едва не падает и не роняет дочь, когда бросается к ней.

Как обнимает. Как плачет между ними Кристинка, обхватив маму за шею. Плачет от облегчения и счастья. Как в конце улицы возникают люди, и это свои — я вижу бегущих кузенов Айвена и его деда, а из подъехавшего экипажа выходит бабушка Бераника.

Она далеко, но мне вдруг кажется, что она смотрит мне прямо в глаза. Не той мне, что сейчас заливает слезами вновь обретенных мужа и дочь, а той, что стоит в стороне и уже готова уйти навсегда.

Бераника смотрит и вдруг… подмигивает. И улыбается.

Узкая улочка на окраине Центрального парка растворяется в этой улыбке, и я резко вдыхаю, словно выныривая из воды и судорожно глотая воздух.

— Голди! Голди! О господи, девочка! Жива! Слава богу! Голди, слышишь меня? Открой глаза, давай!

Я открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Джексона, его красная бейсболка на фоне невозможно синего неба пламенела как флаг. А с другой стороны надо мной навис капитан катера, и он тоже выглядел смертельно испуганным.

— Все нормально, я в порядке. Вроде бы… — Я с некоторым трудом села и покрутила головой, пытаясь избавиться от онемения в плечах и шее. — Что это было?!

— Это был идиот, — зло прошипел Джексон. — Хорошо еще, сам не убился.

— Оставь, — выдохнул капитан и вытер пот со лба. — Все мы были молодыми и перед девчонками выделывались. А он даже правил не нарушал, к береговой линии на запрещенную дистанцию не подходил, этот камень последним штормом принесло. Раньше его тут не было. Мотоцикл разбил, конечно, но главное — оба живые и даже не поцарапанные.

Я резко обернулась и…

Гринч. Белый, как стенка, губы трясутся. Сидит на пирсе в метре от меня и смотрит. Глаза серые-серые, и…

У меня стало горько во рту оттого, что мгновенно вернувшаяся память залила душу такой болью… Вот же он, такой похожий. И не он. Не тот… Не Айвен. Айвен остался в другой жизни, и вряд ли я встречу его в этой. А даже если встречу — он меня не узнает.

— Так, ребята, решайте: идем обратно на большую землю, к медикам, или все нормально и продолжаем разгрузку? — сбил накал паузы капитан.

— Голди? Ты точно окей? — переспросил Джексон, с некоторым сомнением глядя на меня.

— Конечно! — Я ухватилась за его протянутую руку и встала. Огляделась. — Разгружаемся. Это мой остров, и лося лысого вы меня отсюда увезете!

— Упрямая коза, — усмехнулся Джексон и поволок по мосткам ящик с оборудованием. — Эй, парень! — бросил он на ходу Гринчу. — Не сиди, раз уж здесь оказался, помогай! Глядишь, девушка оценит больше, чем разбитый мотоцикл.

Капитан засмеялся, хлопнул медленно поднявшегося с пирса Гринча по плечу и вручил ему какой-то мешок. А я, нагло пользуясь тем, что я хоть и феминистка, но все равно девочка, пошла на берег без тяжестей в руках.

Просто ступила на прибрежную гальку и присела у самой беспокойной кромки воды, опустив пальцы в холодную прозрачность.

Мой остров. Хоть ты у меня остался…

Разгрузка почти закончилась, мужчины перетаскали все ящики и мешки от береговой линии к станции и сложили в сарае, кое-что уже и распаковали. Солнце медленно катилось по ворсистому гребню западного склона, похожего на спину спящего медведя. Я протестировала рацию, сходила на мыс, проверила метеорологические приборы, сняла показания, расписалась в журнале, все это слегка заторможенно. Но Джексон смотрел понимающим взглядом.

— Ну что, Голди, пора. Точно остаешься? Уверена?

— Да. — Я кивнула и улыбнулась. — Валите уже. Жду не дождусь, когда же, наконец, останусь королевой острова.

Джексон засмеялся и пошел к катеру. А я невольно поискала глазами Гринча — он вроде бы участвовал в погрузке, но в то же время как будто старался не попадаться мне на глаза. Неужели устыдился своего мальчишества? Что-то верится с трудом. Скорее, злится за разбитый мотоцикл, у таких всегда все вокруг виноваты. Ну и пусть плывет с глаз долой, хоть несколько месяцев не увижу — и то хорошо.

— Эй, Винс! — тем временем заорал Джексон уже с катера. — Где тебя морские черти носят? Отплываем!

Я хмыкнула, отвернулась от пирса и ушла в дом. Здесь, на станции, был отличный сруб, кедровые бревна лежали плотно, вселяя чувство уверенности. Такой дом сто лет простоит. Даже та времянка, в которой мы… так, а вот об этом сейчас думать не надо.