Я хоть и знала, что должна молчать, но вмешалась:

— Идиотка! Капитан спрашивает, узнала ли ты ту, что держала его в руках.

По с Моаной в четыре глаза злобно посмотрели на меня.

— Ту, что ускакала верхом на Мири, — терпеливо пояснил Янн, — следом за моей женой, а часом позже, как раз тогда, когда я нашел тело писателя на старом кладбище, привела лошадь обратно.

По и Моана, похоже, захлебнулись в этом потоке вопросов. Я не смогла вытерпеть, надо же было их как-то расшевелить.

— Это была одна и та же женщина? Та, что взяла лошадь, и привела ее, и украла мобильник Фарейн?

— Дай им ответить, — остановил меня Янн.

Впервые с тех пор, как я познакомилась с девочками, их четыре руки действовали несинхронно. По схватилась за вилы, Моана — за гриву Мири, подошедшей поближе, словно хотела узнать новости.

— Да, — наконец удалось По вставить слово, — та же самая.

— Мы обе узнали ее, — подтвердила Моана. — Мы никому ничего не сказали, даже маме, мы хотели сначала поговорить с вами, капитан.

По резко всадила вилы в землю. Так яростно, что Мири отпрянула. Я тоже попятилась, но замерла на месте, услышав последние слова По.

— Это была Клем! Это она ночью ускакала и прискакала на Мири. Это у нее в руках был телефон вашей жены, капитан.

— Клем! Клем!

Все ускоряется.

Я это чувствую.

Как будто у меня под ногами проснулся вулкан или наоборот — он сейчас утонет в океане, и останется от него только синий провал, окруженный кораллами, как будто облака вступили в заговор, сейчас они опустятся на вершины гор и украдут их, как будто спокойствие, которым было окутано каждое маркизское утро, сменяется паникой.

— Клем! Клем!

Мы с Элоизой только что вернулись от Центра Гогена к «Опасному солнцу», мне показалось, что я узнаю голос Маймы и что она зовет на помощь.

— Клем! Мама! Танаэ!

Да нет, мне это примстилось. Страх и реальность перепутались у меня в голове. Мое желание защитить Майму натолкнулось на ее безразличие. Хуже того — на ее враждебность. Мне хотелось бы, чтобы девочка кинулась в мои объятия, но я лишь услышала ее уже удаляющиеся шаги и шаги ее жандарма. Только и успела заметить их тени под лиственным навесом, можно подумать, они убегали от какого-то бедствия.

Или от меня.

— По, Моана!

На этот раз голос Танаэ мне точно не грезится. Она зовет дочек, явно где-то замешкавшихся.

Как это ни глупо, я машинально поднимаю голову и смотрю на небо. Подумала, что полицейские наконец-то прилетели, из-за них и поднялась суматоха: приземлился самолет с десятком таитянских полицейских на борту, и через четверть часа они будут здесь.

На короткий миг чувствую облегчение. Кошмар закончился!

Но нет, никаких полицейских по-прежнему не видно.

И мне становится страшно.

Я должна вам в этом признаться — мне страшно.

Я пыталась подойти к Майме, она сидела в зале со своим капитаном, охранявшим ее как сторожевой пес. Она не захотела со мной разговаривать и снова посмотрела на меня как на последнюю лгунью. Точнее даже, как на убийцу!

Потому что ей так сказали? Потому что хотят заставить ее в это поверить?

Майма, это не я! Клянусь тебе! Я никогда никого не убивала. Все, что тебе рассказали, подстроено.

Ты должна мне поверить. Вы должны мне поверить.

Мне надо защитить Майму, спасти ее, сейчас это самое главное.

Впервые за несколько дней я одна, и такое ощущение, будто всех постояльцев, кроме меня, посвятили в тайну. А меня избегают, как зачумленную, как психопатку, которую изолировали и вот-вот наденут на нее смирительную рубашку.

Я сошла с ума?

Или меня хотят заставить в это поверить?

Я чувствую себя осужденной, за которой с минуты на минуту придут. Ей дают еще несколько мгновений свободы… свободы под надзором.

Должна ли я попытаться бежать?

Зачем мне это делать? Это было бы все равно что признаться… признаться в преступлениях, которых я не совершала.

Элоиза устроилась в зале Маэва на диване и рисует, Танаэ суетится в кухне, Янн с Маймой сидят за компьютером. Мне не хочется оставаться взаперти. Мне надо пройтись.

Выхожу, иду к банановой роще чуть выше пансиона. Упиваюсь ароматом плодов, они как раз созрели, самое время собирать.

Козел отпущения, одиночка.

Я одна.

Во всяком случае, мне так кажется…

И тут я слышу шаги у себя за спиной.

Испуганно оборачиваюсь. И встречаюсь с тревожной улыбкой, в точности похожей на мою, будто в зеркало смотрюсь.

Встреча двух последних кандидаток в преступницы!

Мари-Амбр и Клем.

Она и я.

Я по-прежнему настороже, у меня такое впечатление, будто я — персонаж театральной пьесы, игры теней и масок, в которой только я одна знаю, кто я.

Она подходит ко мне:

— Я хотела с тобой поговорить, но не здесь.

Я еще больше настораживаюсь. С самого начала она возглавляет мой список возможных убийц. Она тоже была любовницей Пьер-Ива. Но не я, а она была с ним в хижине мэра в ту ночь, когда его убили. Я с первой минуты была в этом уверена. Меня трясет. Я вспоминаю запах в хижине мэра рано утром, «24 Faubourg» от «Эрмес», его ни с чем не спутаешь. Мне нельзя уходить далеко, я должна оставаться рядом с «Опасным солнцем». При малейшей опасности я могу закричать.

— Чего ты хочешь?

— Защитить Майму. Вместе с тобой. Ты должна мне помочь. С этим жандармом она в опасности. Он мутный. Он все подстроил, от начала до конца.

Я согласна! Сто раз согласна! Если бы Янну нечего было скрывать, полицейские с Таити давно были бы здесь. И вообще у нас нет никаких доказательств, что он на самом деле жандарм, кроме его собственных слов и слов его жены. И никаких доказательств, что она майор полиции, у нас тоже нет. Благодаря своему статусу расследователей они контролируют все, у них превосходство над нами, они влияют на Майму… И остаются вне подозрений, при этом они — единственные, кто может манипулировать любыми доказательствами. Не говоря уж о том, что стоит его жене отвернуться, и он начинает странную игру в соблазнителя.

Я и не замечаю, как мы отходим от «Опасного солнца», углубившись в заросли за банановой рощей. Стараясь не трястись, спрашиваю:

— И что ты предлагаешь?

— Давай объединимся, но ни слова остальным.