Потом я все-таки выцепила Тишина.

— Хочу отыграть в конце июля, на свой день рожденья. Вот только где мне упасть в Москве?

— Так Сергей Михалыч… — не понял меня Тишин. То ли он такой наивный, то ли был плохо информирован о степени нашей взаимной приязни…

— Я, вообще-то, девушка гордая…

Тишин, старый сводник, даже повысил голос:

— Ты — девушка гордая. Он — мальчик гордый. И чего?! И сидите теперь поодиночке каждый в своем углу! Он мне только что звонил: сидит дома совершенно один, скучает…

Я набрала скучающего и безапелляционно поставила его перед фактом, что мне надо быть в Москве тогда-то и затем-то. Как он это переживет — его проблемы… Как он будет втискивать прискорбный факт моего возвращения в хиленькую матрицу своего существования, я плевать хотела. Я могла гарантировать, что скучать ему не придется…

Таким я его еще не видела…

Сколько бы он ни пил — он всегда умудрялся при этом нормально выглядеть. Но когда в семь утра, коварно просочившись в неприступный подъезд, я позвонила в его дверь, открывший мне человек Соловья напоминал уже слабо. Вместо головы у него был огромный, сильно измятый шар… Блин, ну нельзя же так с собой обращаться…

Впрочем, проблемы чужого здоровья меня уже вообще не волновали. Я была ощутимо на взводе. И градус ужаса с каждым днем только повышался. «Не может быть… Неужели… О не-ет! Черт… на старости лет — и так глупо попасться? Да нет, это какое-то недоразумение, капризы природы, просто подводит здоровье, все обойдется…»

Эти тоскливые тревожные мысли, иногда настигающие женщин, с бешеной скоростью крутились у меня в голове. Я сразу же заперлась в ванной. Тест надо было проводить с утра — и так получилось, что я дотянула именно до этого утра. Трудно было себе представить степень отрицательности положительного результата. Нам обоим все это было вообще не в дугу…

Руки у меня подрагивали. Такие элементарные — и такие ужасные манипуляции… И взглянуть на результат было жутковато…

Через несколько минут я осторожно высунулась из-за бортика ванны… Все это было разложено на полу подальше от брызг…

Нет. Ничего. Пусто…

Я пожала плечами с робкой неуверенной улыбкой. Значит, действительно ничего серьезного, просто нервы плюс вконец расшатанное здоровье…

Но ни в чем нельзя было быть уверенной до конца…

Он, похоже, подкарауливал меня, не спал. Я осторожно положила руку ему на распухшую голову.

— Очень плохо?

— Очень…

— Что-нибудь болит?

— Ничего… Все… — страдальчески вымолвил «шар» под моей рукой.

Понятно: значит, опять у него болела совесть. Какие-то фантомные боли… «Что ты так убиваешься? Ведь это только начало». То ли еще будет…

А вскоре его измордованный организм начал отторгать самого себя. Кровавая бойня, которую устроил своему хозяину этот вдребезги отравленный взбунтовавшийся кусок плоти… Больше всего это было похоже на полномасштабное военное сражение с несоизмеримо преобладающими силами противника. Нападающего одновременно со всех сторон… Во второй половине дня я сказала:

— Я доеду до метро, в аптеку. Тебе что-нибудь купить?

Он мученически взглянул на меня то ли с робкой надеждой, то ли с испугом. Может быть, он просто боялся сейчас оставаться один.

— А может… я с тобой смогу поехать…

Он кое-как зашебуршился, зашевелился, потом даже более-менее встал, подал первые сомнительные признаки сомнительной жизни. Позже он сказал мне:

— Если бы не ты, я сегодня не смог бы из дома выйти…

— А в таких случаях как раз нужна чужая политическая воля…

Он оперся своим изможденным организмом на мою «политическую волю». Вот так, практически взвалив на плечо, я довезла его тело до метро. Я по телевизионной рекламе примерно представляла, какими таблетками его надо накормить. В нагрузку, взглянув на его зеленое лицо, аптекарша молча сунула нам несколько пачек активированного угля. Мы очень долго стояли на улице. Прислушиваясь к революции у себя в животе, он ждал, когда все уляжется. И не страшно будет куда-то ехать. Попутно он рассказывал, как однажды в поезде встретился с какой-то гадалкой, и та по его имени поставила ему диагноз: поэт, алкоголик, революционер…

В метро у всех троих прихватило сердце. Благо я знаю одну хорошую точку на руке… Через несколько долгих минут он сказал:

— Ты хочешь вогнать меня в транс…

— Нет, просто успокоить сердце.

…А в транс я еще успею тебя вогнать… Кто понял, тот сейчас повеселился. Я с ним возилась не просто так. Именно в эти дни он был нужен мне живым. Я ни на секунду не могла забыть о нарисовавшейся на нашем общем горизонте проблеме. Он не замечал взглядов, которые я иногда искоса бросала на него… Да, мужик, тебе только кажется, что тебе сейчас плохо. Тебе сейчас пока еще хорошо… Ты не представляешь, как хорошо… И как плохо тебе может стать вскоре…

К Тишину он приехал уже повеселевшим. И принялся хвастаться, как ужасно ему сегодня было и как Рысь его откачивала. Я только мрачно зыркнула из своего угла.

Насколько я не впечатлительная, но это… было выше всяких похвал.

…Оказывается, я способна отработать концерт в любом состоянии физического и психического здоровья. И с любым ворохом неразрешимых проблем в голове. Я знаю, я чудовище. Я вообще не боюсь выходить на сцену. А потом всегда полностью собой и своим выступлением бываю довольна. Стерва… Для сравнения: Соловей мне подробно рассказывал, как играл в каком-то театре и после каждого спектакля устраивал режиссеру чудовищные истерики. Я только пожимала плечами, мне этого не понять. А на хрена тогда вообще лезть на сцену, если ее боишься?

…Оказалось, он даже не знал, зачем я вообще опять нарисовалась в Москве. И какое такое мероприятие мы с Тишиным затеваем. А я ему говорила. Один раз. Когда звонила… Я считаю, этого достаточно.

Мы с Тишиным созванивались (я — по мобильнику Соловья), забивали стрелу, чтобы ехать в Бункер. Соловей был уже просто бесплатным приложением ко мне. И средством для покупки недостающей струны на гитаре Борща. Целого комплекта струн… Я смотрела на него с легкой злостью. Ну что? Съел? И как ты теперь поступишь? А на эту «нацбольскую сходку» ты позволишь мне прийти?..

Все то время, что я обитала в Москве, я искренне отказывалась понимать, зачем надо обижать шикарную бабу. А я, черт возьми, себя чувствовала не менее чем шикарной… Я забавлялась, отправляясь гулять по торговому центру. Мне нравилось замедлять шаг возле выстроенных в ряд манекенов. Я была почти в точности такая же. Как они. Противоестественно тощая, длинная, жесткая, жилистая, почти налысо бритая, в идеально сидящей узкой юбке… Чудовище… Совершенство…